Жены маньяков: почему женщины выходят замуж за монстров?

Рассуждать о природе серийного маньяка — дело бесперспективное, над этим десятилетиями бьются профессионалы, очевидно, что нормы там нет. Но один вопрос не дает обществу покоя: как относиться к женщинам, по доброй воле ставшим спутницами таких преступников. К их женам, подругам, невестам. Там-то есть норма? Они действительно слепы? А если все знают, то как с этим живут? Разделяют ли они ответственность со своими мужчинами или тоже являются их жертвами?

Зачастую такие преступники всегда прекрасно социализированы. Их любят родственники, уважают сотрудники и соседи, им дают наилучшие характеристики. Ну, допустим, они не разглядели, чужая душа — потемки. Но жена, самый близкий человек, неужели она действительно могла не замечать ничего подозрительного?

Мы не можем поставить себя на место маньяка. А вот на место его жены — вполне. И это довольно неуютно — осознать, что ты можешь совершенно не представлять себе, кто с тобой рядом. «Что у нее в голове?» — задаемся мы вопросом. На самом деле «у нее в голове» то же самое, что было бы у каждой из нас.

Может ли быть, что она попросту не догадывается, что ее муж — преступник?

Может. Как каждая из нас, она нуждается в стабильности, в основе ее ценностей — семья и принадлежность к ней. И партнера она ассоциирует с собой. Она же не убивает никого по ночам. Ну и на мужа своего распространяет эту базовую уверенность. Он хороший уже просто потому, что рядом с ней.

Кроме того, муж может осознанно ее отвлекать, пуская по ложному следу. Известны случаи, когда такие женщины чувствовали, что что-то не так, но объясняли причинами, которые вписывались в их картину мира. Чаще всего — изменой. Любое подозрительное поведение мужа они списывали на то, что у него есть другая женщина. Чувствуя это, муж, соответственно, заметал следы, подбрасывая аргументы именно в пользу этой версии. Такие мужчины вообще живут как разведчики, постоянно напуская туман, сбивая и путая.

Слепота женщины в такой ситуации — феноменальна. Я знаю примеры, когда, даже увидев кровь на заднем сиденье или почувствовав запах из подвала, жены не пытались что-то выяснить и проверить и искали любую возможность для «умещающейся в голове» интерпретации. Убеждать бессмысленно, она будет отрицать и отказываться поверить до последнего. Иначе ее мир рухнет. Как это было с одной из героинь «Метода». Узнав о том, что подаренные ей мужем украшения сняты с убитых им девушек, она в истерике пытается сорвать с себя кольца и в ужасе и отчаянии готова даже пальцы себе отрубить.

А если женщина знала — то почему оставалась с таким человеком? Есть ли для нее оправдания?

Первый и действительно ужасный вариант — версия «Бонни и Клайда», когда женщина поддерживает своего избранника искренне, по сути, становясь его сообщницей. Она может искренне заразиться идеей, если мужчина харизматичен в изложении. Существует исследование психологии женщин, желающих выйти замуж за «серийника» (такие были в случаях Чикатило и Пичушкина). Оказывается, их вдохновляли сверхценные идеи в духе «санитара леса, освобождающего общество от людей, которых удобно считать паразитами». Носитель этой идеи воспринимался как настоящий брутальный мужчина, и женщины заражались его идеей и, главное, принимали избранный им способ решения задач.

Однако таких случаев не так уж много. Значительно больше историй, когда женщина совершенно точно не разделяет желаний и стремлений мужа.

Недавно широко обсуждалась история о том, как отчим истязал сына наказаниями и в итоге тот умер. И они с матерью ребенка попытались скрыть это убийство. Впоследствии женщина говорила, что боялась мужа. Но у нее ведь были возможности уйти и обнародовать случившееся, почему же она ими не воспользовалась? Так вот, основной причиной ее молчания был стыд и страх общественного осуждения. Женщина считала себя настолько замаранной, что фактически поддержала преступника. Так стыдно было вынести сор из избы. Это путь инфантильного запуганного человека.

Попытки оправдать, минимизировать масштабы случившегося, ужас, злость на то, что не оправдал доверия… Эта ужасная смесь чувств и доводов сама по себе ведет к травме. Но главным становится страх осуждения — общественного, родительского, ближнего окружения. Одна только мысль, что все выплывет наружу, блокирует способность к решительным действиям, будь то донос или побег. Формируется туннельное мышление: человек видит только один путь и только один конец, которого всеми силами пытается избежать. Все узнается — и жизнь закончится. Я не хочу, я не смогу, я не справлюсь, я не вынесу позора, значит, нужно молчать. Тут-то как раз включается рацио: нужно поддержать, никто не узнает, он остановится и не будет больше так делать, я смогу все исправить, только бы сейчас ничего не выплыло, а жертве все равно уже ничего не поможет.

Еще один мотив — попытка спасти от позора детей. В любом случае, все, что представляется женщине в этот момент, это вполне архаичные ужасные картины — бойкот, поношение, побивание камнями.

Главный вопрос, который мы задаем — и который задает себе такая женщина: разделяет ли она ответственность с чудовищем?

Если не знала — то, конечно же, нет. С точки зрения закона, она невиновна и никакого преступления не совершила. С точки зрения закона же, близкие освобождаются от необходимости дачи показаний друг на друга. А что же с точки зрения общества?

Когда мы шокированы преступлением, то жаждем возмездия, раскаяния и покаяния. Очевидно, что в данных случаях от преступника мы ничего подобного не дождемся. Но нам необходимо возложить ее на кого-то. Проще всего — на человека, которому не повезло жить бок о бок с чудовищем и это чудовище любить. На этапе перелома она увидит, кто ей в действительности друг, а кто враг. Испытает все тяготы положения прокаженной, когда люди отстраняются в страхе заразиться чем-то страшным. Она пугает их, поскольку находилась рядом с чудовищем, и теперь на ней лежит его тень. Презумпция невиновности на этом уровне у нас до сих пор не работает.

Однако это-то и будет ошибкой — перенесение вины на человека, который и без того оглушен и погребен под остатками жизни, оказавшейся иллюзией. На самом деле эта женщина — жертва.

По идее, такие женщины нуждаются в такой же квалифицированной помощи и заботе, как жертвы домашнего насилия. Им нужна помощь психолога, программа по выходу из кризиса, индивидуальная и групповая работа. Однако ничего подобного у нас нет. Единственным спасением для нее становится максимальное стирание своей личности. Такие женщины меняют фамилию себе и детям и уезжают как можно дальше, чтобы полностью порвать с прошлым.

Повторю еще раз. Эта женщина — тоже жертва преступника. Думать иначе, клеймить родством значит следовать тем самым архаическим представлениям о коллективной ответственности, когда за вину одного платит род до седьмого колена. Бросить камнем в нее — не значит наказать ее мужа. А осудить ее — не значит «заговорить» себя и свою жизнь, суеверно убеждая себя, что с тобой такого произойти по определению не может. Она тоже так думала.