«Зеленый монстр заставил меня сделать это»: загадочная история убийства целой семьи, которая потрясла весь Израиль

Будучи следователем, Самуэль сразу же начал думать над тем, кто мог совершить такое ужасное преступление. Террористы, грабители или недоброжелатели, затаившие обиду на семью? В его голове появились различные версии, но ни одна из них не выглядела достаточно состоятельной. «Как правило, цель террористов — не просто убить, а поднять шум, привлечь внимание, — рассуждал он. — Они собирают людей вместе, связывают им руки и устраивают шумиху, чтобы достичь своей цели — раздуть скандал на ровном месте. Зайти в дом и просто начать убивать — не их почерк. Ведь так никто не узнает [об их послании].

Грабители? Допустим, вор захотел залезть в дом и вынести оттуда все вплоть до таблеток, потому что он наркоман. Он не хотел никого убивать, но наткнулся на людей [семейную пару на первом этаже], и ему пришлось это сделать. Однако зачем ему подниматься наверх и убивать еще двоих? Эту версию я тоже отмел. Да и преступной семьей Коэны не были. Что же тогда вообще здесь произошло?»

Размышления Самуэля вновь прервал коллега, сообщивший ему, что один член семьи все-таки выжил, успев сбежать к соседям. Это была огромная удача для следствия. Разумеется, Самуэль сразу же захотел с ним пообщаться. Быть может, этот чудом спасшийся человек видел преступника и поможет полиции восстановить картину произошедшего? Не медля ни минуты, Самуэль направился в дом соседей, где с удивлением для себя обнаружил 13-летнего мальчика — сына Коэнов. Этот ребенок спокойно сидел на стуле с безразличным выражением лица. Он витал где-то в собственных мыслях. Сначала Самуэль попросил всех выйти, чтобы поговорить с мальчиком наедине, но потом все-таки решил позвать своего напарника. Не потому, что ему была нужна помощь в допросе. Дело в том, что с мальчиком было что-то не так. Самуэль это чувствовал.

«Неуютно мне было с тем пареньком, — вспоминал следователь. — И хотя я был большой, а он — маленький, у меня возникло нехорошее предчувствие. Взгляд у него был такой… как сейчас его помню, хотя и много лет прошло. Как там в книжках пишут? Вселяющий страх. Вот что я почувствовал».

Самуэль спросил мальчика, что он видел. И тот начал рассказывать, как посреди ночи к ним в дом залез вор и расправился с его родителями и сестрами. Последовательно, буднично и безэмоционально — будто бы произносил заранее заготовленную речь или отвечал у доски. У Самуэля побежали мурашки по спине. «Парню тринадцать с половиной лет, малец еще, четверо членов семьи убиты, а он ведет себя так, словно с ним такое не в первый раз произошло!» — ужаснулся следователь. «Послушай, я тебе не верю», — ответил Самуэль мальчику, когда тот закончил свой рассказ, и подробно объяснил ему, почему это не мог быть грабитель.

Мальчик внимательно посмотрел на следователя и кивнул. «Ладно, я расскажу, как все было, но только при одном условии», — сказал он. «При каком?» — уточнил Самуэль. «После того, как я расскажу, вы разрешите мне поговорить с мамой», — ответил ребенок. Следователь изумленно дал ему такое обещание, хотя и понимал, что выполнить его не сможет (миссис Коэн скончалась, но мальчик не знал об этом; он думал, что мама выжила, потому что когда он покидал дом, то заметил, что она немного пошевелилась).

По словам выжившего, в четверг вечером (за сутки до убийства) его отец вернулся со службы в запасе. Он принес домой винтовку, и мальчик очень ей заинтересовался. Он долго упрашивал папу научить его ей пользоваться. И в конце концов, мистер Коэн поддался на уговоры любимого сына. Он показал ему, как собирать и разбирать М16, а также как заряжать его патронами. Счастью ребенка не было предела.

На следующий день Коэны устроили семейный ужин, а потом решили посмотреть фильм. В доме царила приятная атмосфера: члены семьи много общались и смеялись, обсуждали школу, военную службу и планы на будущее. Около полуночи они разошлись по своим комнатам, готовясь ко сну. Мальчик лег в кровать, закрыл глаза, но заснуть у него никак не получалось. Неожиданно ему вспомнилась сцена из фильма «Мотылек», в которой герои Дастина Хоффмана и Стива Маккуина обговаривают очередной план своего будущего побега из тюрьмы, после того как их выдает католическая монахиня. Мальчик так ярко представил эту кинематографическую сцену, что его захлестнули реальные эмоции — обида, бессилие и гнев.

А потом он услышал звон колоколов (рядом с домом Коэнов была католическая церковь) и настойчивый голос в своей голове (на последующих допросах он говорил, что это был «зеленый монстр»). Повинуясь его воле, мальчик спустился вниз и собрал винтовку. Затем он зашел в спальню родителей и расстрелял их в упор. После этого поднялся наверх и аналогичным образом расправился со своими сестрами. Убив их всех, он положил винтовку на стол в гостиной, переоделся, вышел из дома и с криками: «Вор!» побежал к соседям.

Слушая рассказ мальчика, Ави Самуэль просто не мог поверить своим ушам. Ребенок, который утверждал, что какие-то неведомые силы заставили его совершить такое страшное преступление, выглядел абсолютно нормальным и адекватным. «Если бы я сказал кому-то постороннему, что этот парень убил всю свою семью, то скорее меня посадили бы за решетку, чем этого пацана, — говорил следователь. — Этот мальчик производил впечатление того, кто просто не способен на такое».

К тому же, ребенок был умен не по годам. Он учился в школе для одаренных детей, а его IQ был намного выше средних показателей. Даже во время допросов он не терял самообладания и говорил с полицейскими на равных. «Однажды я принес ему кофе и поставил на стол перед ним, — рассказывал Самуэль. — Думал, что он на нервах разозлится и швырнет в меня кружку. Я поставил кофе на стол и вышел из комнаты. Позже вернулся. А он говорит: «Самуэль, сядьте» и показывает рукой на стул. «Вот скажите, я по-вашему ребенок?» А ему тринадцать с половиной лет. Я спрашиваю: «А что?» Он говорит: «Вы поставили сюда кружку с кофе. Хотите, чтобы я разозлился и смахнул ее со стола. Вы что, серьезно? Вопросы вы задаете правильные, расследование ведете хорошо». Он меня оценивал, вы понимаете? Дошло до того, что когда его начали допрашивать другие полицейские, он спросил у меня: «Они что, хотят показать, что они лучше вас? Ведь вы же меня об этом уже спрашивали».

Единственная странность, которая была в этом мальчике — это отсутствие любых эмоций относительно произошедшего. Ни в разговорах с полицией, ни на следственном эксперименте, ни у свежих могил своих родных он не проронил ни единой слезинки. Он осознавал, что его семья мертва, но продолжал отрицать, что он к этому причастен. «Я не чувствую себя виноватым, ведь я никого не убивал, — всегда повторял он. — Меня заставили. Это был кто-то посторонний». Когда следователь спросил мальчика, сожалеет ли он о смерти своей сестры Анат (с которой у него были очень теплые и доверительные отношения — по словам знакомых семьи), он ответил утвердительно. А потом добавил: «Если бы это зависело от меня, то такого бы с ней не произошло».

Разумеется, следствие посчитало, что мальчика надо отправить на психиатрическую экспертизу, и Самуэль отвез его в лучшую клинику страны. «Ожидая приема, мы сидели с ним вдвоем [в коридоре], — вспоминал следователь. — Он был без наручников. Убийца четырех человек был без наручников. Маленький мальчик. И мы сидели, болтали, смеялись. Любой, кто посмотрел бы на нас, мог подумать, что видит перед собой сына и отца. Что-то в этом духе. Потом он вошел в кабинет к психиатру и другим специалистам, а я остался в коридоре. Где-то через полчаса-час психиатр вышел ко мне и спросил: „У вас все в порядке?“ Я кивнул. И врач продолжил: „Послушайте, этот ребенок… Психиатрия тут бессильна“».

На протяжении трех недель сын Коэнов оставался в клинике. Но врачам не удалось ни узнать ничего нового. Мальчик продолжал настаивать на своей версии событий. А когда психиатры говорили ему, что не верят ни в какого «зеленого монстра», он равнодушно пожимал плечами. «Ладно», — отвечал он. «Я скажу вам так: он пользовался своим правом хранить молчание, — рассказывал доктор Шмуэль Тиано. — Вы не узнаете больше, чем он захочет вам сказать. Хотя сам он знает гораздо больше, чем говорит. И так как мы уважали правила этой игры, больше ничего вытянуть из него не смогли».

«Главная сложность была в том, что я не понимал, — добавлял психиатр Шмуэль Тиано. — Я чувствовал себя абсолютно беспомощным, как специалист. И было ощущение — а в нашем деле мы постоянно работаем с ощущениями — что он чувствует мою беспомощность. И что так будет продолжаться. Что он будет ею „питаться“. Это была некая битва умов, скажем так». И в этой битве мальчик одержал относительную победу: с одной стороны, психиатры не смогли поставить ему никакого диагноза, с другой — теперь его должны были судить по всей строгости закона. Без поправок на психические отклонения.

Как известно, в суде логические цепочки выстраиваются на основе фактов: взял в руки оружие, наставил его на другого человека, нажал на курок — значит, виновен. Но судья, назначенный на дело об убийстве семьи Коэнов, искренне проникся историей обвиняемого. Открывая первое заседание, он произнес вступительную речь, в которой высказал собственное мнение относительно произошедшего (что крайне редко случается в судебной практике). Судья сказал, что — по его мнению — с мальчиком явно что-то не так. Даже несмотря на то, что психиатры признали его полностью вменяемым.

К тому же, неясным оставался мотив преступления. Все свидетели говорили о том, что семья Коэнов была образцовой; у мальчика были замечательные отношения как с родителями, так и с сестрами, особенно — с Анат. Никаких недопониманий, обид, физического или эмоционального насилия. Полная гармония и взаимопонимание. Да и сам обвиняемый этого не отрицал. Тогда почему же он взял винтовку и за несколько минут лишил жизни всех, кто был ему так дорог? Никто этого не понимал.

Возможно, именно поэтому судья разрешил адвокату мальчика Йоси Арнону заключить сделку со следствием, изменив статью обвинения с предумышленного на непредумышленное убийство. Этого и добивалась сторона защиты. И не только из-за сокращения срока наказания. «Почему это было так важно? — говорит адвокат. — Совершивший непредумышленное убийство может получить наследство, а убийца — нет. С самых первых дней, когда я взялся за это делал, я думал о том, как поступил бы я сам. Мальчик сказал, что хотел бы получить наследство, а для этого я должен был доказать, что его действия не были заранее спланированными. И все получилось. Будучи единственным наследником, он получил дом и все остальное».

Разумеется, наследства пришлось подождать. В 14 лет сын Коэнов был признан виновным и приговорен к 9-летнему тюремному заключению. Но освобожден он был на 3 года раньше срока из-за хорошего поведения. В заключении мальчик не только соблюдал все правила, но и старательно учился, осваивая школьную программу. В результате, выйдя на свободу, он смог самостоятельно поступить в престижный университет, блестяще сдав все экзамены. Вскоре он получил диплом и устроился на работу в крупную финансовую компанию, завел семью и детей. И вряд ли кто-то, глядя на этого взрослого мужчину, примерного семьянина и успешного финансиста, мог подумать о том, что в детстве он хладнокровно расстрелял своих родителей и сестер.

К тому же, когда израильские СМИ транслировали громкое дело об убийстве Коэнов, они не называли имени подозреваемого, так как закон запрещает раскрывать личности несовершеннолетних. Поэтому, выйдя из тюрьмы, убийца смог начать все с чистого листа. Его никто не знал, хотя и совершенное им преступление прогремело на весь Израиль.

Впрочем, конечно же, журналисты не забыли этого мальчика. Даже десятилетия спустя они обрывали телефоны его адвоката с просьбой об интервью. Йоси Арнон всегда отвечал отказом, ссылаясь на то, что сын Коэнов имеет право на частную жизнь. Однако поток запросов из СМИ не прекращался. И тогда адвокат вместе с его подзащитным решили выбрать одного журналиста для разговора. Чтобы, наконец-то, поставить в этой истории точку.

Шанс пообщаться с сыном Коэнов выпал молодой, но очень амбициозной журналистке по имени Рутти Йовель. Пока еще не понимая, что ожидать от своего героя, она назначила ему первую встречу в безопасном месте — в редакции газеты, где работала. Но уже после нескольких минут беседы с ним, она поняла, что ее опасения были беспочвенны. «Он был очень вежливым, — описывала она свое первое впечатление от знакомства. — Как бы вежливым, потому что при этом очень умным. Интересным. Не из тех, кто плывет по течению. Он все видел, подмечал связи. Умел вести себя с людьми, хотя порой нарушал границы. Не помню, чтобы в начале интервью было какое-то напряжение или неловкость. Он был «своим парнем».

Конечно же, основной интерес Рутти, как журналиста, состоял в том, чтобы вытянуть из сына Коэнов признание, ответ на вопрос: почему он все-таки убил свою семью? Она понимала, что после стольких лет молчания ее герой вряд ли согласится сразу же выложить свои карты на стол, но девушка была готова к этому «бою». И что ее приятно удивило, собеседник будто бы шел ей навстречу. «Мне показалось, он тоже пытается понять, что произошло; вместе со мной разобраться в случившемся, — говорила она. — Определить, что заставило [его пойти на убийство]… В общем, он хотел понять, как это вышло».

Нет, сын Коэнов не дал ей четкого ответа, объясняющего мотивы его поступка. Но журналистке все-таки удалось кое-что раскопать. Точнее, сложить картинку детства убийцы; той семьи, в которой он вырос. «После интервью у меня было такое чувство, от которого я никак не могла отделаться, — признавалась Рутти. — Отец будто бы отбрасывал тень на всю семью. Это была неоднозначная фигура. Казалось, что отец — сейчас я процитирую слова героя — был как Джекил и Хайд: посторонним он казался добрым и порядочным мужчиной, а дома проявлял свой дурной нрав. Бывают такие люди. Я таких не мало встречала, и он был таким. Вспышки ярости, побои.

Хотя мальчика не били… мне так кажется. Потому что он знал: он играл роль «принца» в этой семье. Ему ничего не угрожало. Отец его не бил. Но наш герой ненавидел себя за свою пассивную позицию. За то, что он не вмешивался, «жил будто в пузыре» — это его слова. И еще я помню, как он сказал, что чувствует себя оторванным от происходящего. Ему было страшно вмешиваться. Но он считал, что меньшее, что он может сделать, — хотя бы защитить своих сестер, с которыми был очень близок. Ему не нравилось то, кем он является в этой семье. Но он был в безопасности».

Говорил ли сын Коэнов правду? Или и в очередной раз рассказывал отрепетированную историю, подготовленную для публики? На этот вопрос однозначно ответить нельзя. «Знаете, иногда перед вами лежит пазл, который никак не складывается, — говорит адвокат Йоси Арнон. — Но неожиданно вам в руки попадает нужный уголочек. И все — картинка готова! Так вот, в этом деле этот недостающий уголочек так никто и не нашел».

И все-таки, каким же мог быть мотив убийцы? Пока официальное следствие и профессиональные психиатры лишь разводят руками, пользователи Сети высказывают собственные версии. И некоторые из них не лишены здравого смысла.

Версия #1. Мальчик был психопатом, но это не диагностировали. Психопатия — это серьезное расстройство личности, которое характеризуется сочетанием таких черт, как бессердечность по отношению к окружающим, низкая способность к сопереживанию, эгоцентричность, лживость, а также неспособность к искреннему раскаянию в причинении вреда другим людям. Однако такой диагноз можно подтвердить только тогда, когда мозг пациента закончит формироваться. Сыну Коэнов было всего 13 лет, когда его впервые обследовали психиатры. И никто не знает, общался ли он с врачами после того, как вышел из тюрьмы. В любом случае, диагноз «психопат» мог бы исчерпывающе объяснить причины совершенного им преступления.

Версия #2. Мальчик убил свою семью, чтобы получить наследство. Эта теория тоже имеет право на существование. Во-первых, доподлинно известно, что сын Коэнов всегда был чрезвычайно умным ребенком. На одном из первых допросов он задал следователю вопрос: «А вы снимите мои отпечатки пальцев, чтобы сравнить их с отпечатками с других мест преступлений и доказать, что это не я?» То есть в 13 лет он неплохо разбирался в криминалистике. Возможно, он хорошо ориентировался и в вопросах наследования (избавившись от родителей и старших сестер он остался единственным законным наследником). Во-вторых, сын Коэнов сам попросил адвоката позаботиться о том, чтобы все деньги и имущество семьи перешли в его личное пользование. Это прозвучало, как заранее продуманный план. Если к этим аргументам прибавить предположительный психический диагноз — социопатию или психопатию — картинка более или менее складывается.

Версия #3. Отец применял к мальчику насилие, а мать и сестры закрывали на это глаза. Даже если семья производит на окружающих благоприятное впечатление, это не означает, что внутри нее все хорошо. Возможно, сын Коэнов был жертвой своего отца. Он не получил защиты от матери и сестер. Поэтому годами в нем копились ненависть и гнев — именно эти чувства, по его собственным словам, нахлынули на него в ночь убийства. К тому же, сын Коэнов упомянул фильм «Мотылек», действие которого разворачивается в тюрьме, где процветает эмоциональное, физическое и даже сексуальное насилие. Это очень страшное место, откуда хочет вырваться главный герой. И в конце концов, ему это удается. Иными словами, если вы мальчик, которого насилует собственный отец, фильм «Мотылек» может стать вашим руководством к действию. «Побегом из тюрьмы» в случае сына Коэна могло стать разрушение своей темницы до самого основания — вместе с его мучителями.

К тому же, стоит брать во внимание место и время преступления. Гомосексуальные отношения в Израиле были легализованы только в 1988 году (через четыре года после убийства семьи Коэнов). До этого все люди, состоявшие в однополых отношениях, считались преступниками. При этом не имел значения ни возраст, ни добровольность вступления в сексуальный контакт. В истории были случаи, когда растленных детей называли «соблазнителями» и наказывали наравне с насиловавшими их взрослыми. Это объясняет то, почему мама и сестры Коэнов бездействовали и не писали заявление в полицию — они боялись, что пострадает мальчик. Доказательством этой версии также могут считаться слова адвоката Йоси Арнона, который в документальном фильме Netflix «Мотив» говорит о том, что его подзащитный кое-что скрывал. И это было гораздо страшнее, чем клеймо «убийцы семьи».

Версия #4. Семейный сговор. Вглядываясь в детали этого преступления, можно заметить одну странность, объяснение которой найти практически невозможно. Мальчик спускается вниз, заряжает винтовку и убивает своих родителей. Резкие звуки двух выстрелов слышат даже соседи, которые тут же звонят в полицию. Но сестры мальчика, находящиеся в комнате наверху, никак не реагируют. Неужели они не должны были мгновенно проснуться? Открыть дверь комнаты, выглянуть в коридор? Нет, они остаются в собственных кроватях, будто бы происходящее их нисколько не удивляет. Будто бы это является частью плана. И когда мальчик поднимается наверх, они не оказывают ему никакого сопротивления. Так может быть, мы просто чего-то не знаем о семье Коэнов? Известны случаи, когда под воздействием внешних или внутренних факторов религиозные семьи превращались в подобия сект, где каждый беспрекословно повиновался лидеру, чаще всего — отцу. Существует ли вероятность, что это был массовый суицид, совершенный руками мальчика по приказу папы? В конце концов, именно мистер Коэн научил сына обращаться с винтовкой.

Подобный кошмар произошел в Индии в 2018 году, подробнее об этом мы рассказывали в другом нашем материале: «Дом смерти Чундават: кто стоит за ритуальным убийством индийской семьи из 11 человек».

Версия #5. «Зеленый монстр». Теоретически отец мог проявлять насилие не в отношении своего сына, а в отношении дочери. Вероятнее всего, его жертвой была 19-летняя Анат. Именно с ней мальчик был по-настоящему близок. Он любил ее больше остальных. А она, возможно, делилась с ним своей болью. Могла ли Анат уговорить брата пойти ради нее на преступление? Убить отца, насиловавшего нее; мать и сестру, молчавших о происходящем; и наконец, ее саму, потому что она не могла жить с таким позором? К тому же, Анат понимала, что ее брат еще совсем маленький, ему не дадут большой срок. Конечно, даже если ребенок согласился совершить такое ради сестры, это могло сильно травмировать его психику. В психологии есть такое понятие как вытеснение — механизм психологической защиты, который связан устранением из сознания неприятных воспоминаний. Чтобы справиться с травмирующими переживаниями, психика «блокирует» их, заставляя нас забывать детали произошедшего либо заменяя их более приемлемыми аналогами. Так в сознании сына Коэнов возник образ «зеленого монстра», который «заставил его это сделать». А как мы помним, Анат служила в израильской армии и постоянно ходила в форме зеленого цвета.

Почему же мальчик не проявлял эмоций в связи с произошедшим? И по какой причине даже спустя десятилетия он не смог разобраться в собственных воспоминаниях? Это можно объяснить ПТСР — посттравматическим стрессовым расстройством — серьезным заболеванием, возникающим у людей, переживших страшные события.