Игорь и Екатерина Рыбаковы: семейное интервью

Чтобы этого не случилось, надо искать единомышленников, окружать себя людьми, которые говорят «пойдем и сделаем вместе».

Можешь так же красиво сформулировать секрет успеха?

Первое и самое важное — знать, что моя точка опоры во мне. Если источник внутренней стабильности вовне, человек, идя по жизни, может перевернуться в любой момент и так разбиться, что мало не покажется. А когда опора внутри, ты ее уже не потеряешь.

А как же поддержка семьи? Она же тоже опора?

Конечно, ведь где лев зализывает раны? В родной пещере, берлоге, норе. Если норы нет, лев быстро теряет функциональность.

Твоя мама рассказывала: ты с детства постоянно что-то придумывал, выдавал идеи. Вот и ответь мне на самый очевидный вопрос: предпринимателями рождаются или становятся?

Все рождаются предпринимателями, до шести лет мы — люди, у которых получается всё. Окружающие постоянно говорят: «О, он научился ходить, читать, ездить на велосипеде, браво, молодец!» Но в семь лет мы идем в школу, где нам начинают внушать, что и каким единственно правильным способом мы должны делать. И ставят оценки, из которых следует, сколько всего у нас получается плохо. Нас готовят к тому, чтобы мы встроились в существующий порядок. Большинство так и поступает.

Помнишь момент, когда ты понял, что можешь руководить?

Еще бы я его не помнил! В девятом классе я оказался в стройотряде среди студентов, которые ничего не умели — ни штукатурить, ни молотком работать. А я умел, потому что с детства много времени проводил у бабушки и дядя меня всему учил. Дачный забор, который мы починили, до сих пор стоит. В стройотряде я стал бригадиром над студентами, научил их всему. Даже показал, как делать приписки до 10 % к смете так, чтобы контрольная служба не могла придраться.

И ты так спокойно об этом рассказываешь?!

А как, ты думаешь, я в моей компании «Технониколь» создал систему, которую никто не мог обмануть? Если бы я не научился в стройотряде делать приписки, не смог бы защитить свою компанию от таких же умников.

Хорошо. Тебя мама во всем поддерживала, и ты стал предпринимателем. А к твоей сестре Ладе у нее критичное было отношение (кстати, наверное, именно поэтому из нее получился человек другого склада, поэт!). Как ты считаешь, женщины реже идут в бизнес из-за догм воспитания?

Единственное, что отличает девочек от мальчиков, — это устаревшая установка среды, что предпринимательство не женское дело. Она транслируется через мнения взрослых, поговорки, мемы. В результате многие девочки, пока взрослеют, миллион раз получают сообщение, что бизнес не для них. На самом деле все определяется только твоей природой, характером.

Недавно читала исследование, что от того, насколько женщины вовлечены в экономику и предпринимательство, зависит благосостояние общества.

Может быть. В странах Северной Европы, где вовлеченность женщин в общественную, политическую и экономическую деятельность в разы выше (для примера: женщины премьер-министры — в Финляндии, Исландии, Норвегии и Дании), уровень и качество жизни тоже выше. Но это косвенный фактор. Вообще, чем сильнее вовлеченность людей в жизнь общества, тем лучше. Лет пять назад в России провели показательное исследование. На вопрос «зависит ли от вас что-то в семье» только 2 % опрошенных сказали, что нет. Когда спросили «зависит ли от вас что-то в вашем районе», около 20 % ответило отрицательно. Про город — 50 %, про страну — «нет, не зависит» ответило уже подавляющее большинство. Когда люди говорят, что не могут ни на что влиять, они ничего и не делают.

У нас с тобой два сына и две дочери, и мы сознательно не делаем разницы между тем, как воспитываем мальчиков и девочек. Но со стороны я могу сказать, что ты с мальчишками все же построже.

Детей можно воспитывать только личным примером, поэтому мой подход — начинать с воспитания себя. Я это не сразу осознал, кстати. Однажды ребенка поймал с сигаретой, прочитал ему получасовую лекцию и был собой доволен. А ребенок в ответ: «Пап, ну а ты сам-то зачем куришь?» Пришлось бросить. Для меня это стало точкой перелома.

Я считаю, что так же важно освободить детей от наших ожиданий. Мальчишки даже говорят мне иногда: «Но я же могу не становиться предпринимателем?» Мы их не профилируем, только время покажет, какие пути они выберут. Полина сама выбрала пойти по твоим стопам на физтех.

Нет, Катя, это ее собственный путь. Почему у нас есть такое желание в ретроспективе обнаружить чье-то особое влияние? Мы все друг на друга влияем.

Но, Игореша, такие вещи не бывают совпадением.

Я не ожидал такого ее решения.

Тогда это было для них чем-то абстрактным, но четыре года прошло, и Лева, наш старший из мальчишек, сформировал некий сплав эмоций, мыслей, большего ощущения опоры на себя. Я это увидел в эссе, которое он написал, когда запрашивал у нас заём на образование (наши беспроцентные целевые займы с обязательным письменным обоснованием тоже могут стать идеей для многих). Там такое желание увеличить социальную состоятельность!

Давай правду скажем: нельзя заранее просчитать эффект нашего поступка. Нет гарантии, что мы не пожалеем об этом или они не пожалеют.

Только не говори, что передумала.

Я давно определилась с вопросом наследства, это наше решение и оно много где зафиксировано, так что не переживай.

Ну как? Я тебя люблю, а любовь — тоже переживание…

Я разделяю идею, что наследство — один из самых неэффективных способов обеспечить ребенку внутреннюю устойчивость, о которой ты говоришь. Но такие решения важно сопровождать правильным посылом. Мы транслируем детям, что верим в них, знаем, что они сами на многое способны и многое могут без специальной поддержки в виде наследства. Как в свое время мы с тобой смогли. И менее радикального способа сообщить это нет, потому что глупо говорить детям: «Вы должны опираться на себя, но у вас всегда в запасе есть миллионы». Оставляя им деньги, мы словно бы говорим, что без родительского капитала они ничего не стоят.

Миллионы в запасе для неокрепшей психики — большой груз. Он человека не переворачивает, только если тот уже сформировался. В противном случае внутренняя опора не отрастает. Тогда взрослый ребенок становится при деньгах охранником, зависимым от объекта, который охраняет.

И без него ощущает себя неполноценным.

А его потомки даже охранять будут неспособны. Если хочешь максимально навредить детям, сделай их полностью зависимыми от внешних факторов.

Дети должны представлять, какое качество и уровень жизни хотят себе обеспечить и что для этого нужно. Старшие живут вполне по-студенчески — ездят на метро, например. Кстати, мне кажется, высокий уровень потребления — тоже зависимость. У нас с тобой, Игореша, так и не появилось привычки к чрезмерным благам, но мы уже взрослыми были, когда ты «форбсом» стал.

Да, но у меня и времени нет на фигню вроде яхт и частных джетов.

Но зачем? Я лучше время потрачу на то, что мне интересно, на музыку или на проекты «Рыбаков Фонда» — школы, садики…

Фонд родился, когда мы думали, что делать с наследством, если его не оставлять детям. Помнишь, как ты искал институты, которым можно было пожертвовать?

Да, и ни один институт не отражал нашего представления о том, что и как надо делать. Я растерялся даже как-то, а ты сказала: «Давай создадим свой фонд как институт социально-преобразующего инвестирования».

Я об этом задумалась, когда мы выбирали школы для детей. И я заметила, что если у школы не построены связи с окружением, с внешним миром, нет партнерств, даже самое хорошее образование будет ущербным.

Девять из десяти школьников не знают, что произошло с людьми, которые сидели за их партой раньше, до них. Когда выпускники приходят в свою школу, сегодняшние ученики наконец понимают, кем могут стать. Если этого нет, к 12 годам ученик начинает воспринимать школу как социальную повинность. Это создает рыхлую среду, которая воспроизводит сама себя. И выпускник будет плохо строить коммуникации с людьми, не сможет объединяться с другими, чтобы делать большие вещи. Чтобы это изменить, школа должна стать не подготовкой к жизни, а самой жизнью.

Становясь партнером школы, выпускник помогает ей определить направление развития, увидеть, как ей необходимо меняться. Учителю это тоже на пользу — он начинает видеть в сегодняшнем ученике того, кто состоится, станет кем-то и вернется в школу, чтобы…

…консультировать, давать мастер-классы, приглашать на свои рабочие места, помогать пожертвованиями. Какая цель лучше — результаты ЕГЭ или благодарный выпускник, который потом вернется в школу, «обнимет» и поддержит, сделает ее актуальной?

Но тут важно сказать, что мы школы не опекаем, не спонсируем. Мы даем им инструменты для организации школьного сообщества, куда входят педагоги, выпускники, предприниматели, школьники и их родители. Например, мы проводим конкурс с призами. Мы показываем, как можно улучшить среду для становления детей. И взрослые тоже кайфовать начинают от этого.

С бюджетом 350 млн рублей — это примерная сумма, которую мы передаем ежегодно в «Рыбаков Фонд», — мы сможем за 10 лет охватить нашей программой 10 % всех школ страны — это более 4000.

Когда мы вместе стали заниматься делами фонда, изменилась динамика в семье, на твой взгляд?

Ты изменилась, и я рад, что дети видят твое преображение из домохозяйки в президента «Рыбаков Фонда». Конечно, они теперь слышат наши дискуссии, споры деловые, мне от тебя прилетает иногда. Но это потрясающая трансформация, а для детей пример, что проживать разные жизни нормально.

Я хотела узнать, заметил ли ты, что дети стали более самостоятельными?

Конечно! Когда у мамы есть и дом, и работа, они растут быстрее. Вот я звоню сыну и говорю: «Мы с мамой сегодня заняты, Ваня, ты за старшего». И это не имитация, не игра. Ваня, которому 14 лет, понимает, что все по-настоящему, и начинает по-другому вести себя. 11-летняя Аленка уже тоже хочет работать «как мама». Ты стала ролевой моделью.