Марина Гисич: «Модно — это плохо, искусство не может быть модным»

Marie Claire: Марина, что было самым сложным для вас и вашей галереи в период пандемии?

Марина Гисич: Я прошла школу большого спорта, отдала 15 лет жизни художественной гимнастике, спорт здорово закаляет характер. Так что к экстраординарным ситуациям я отношусь с азартом, страстью и любопытством, без которых в бизнесе вообще делать нечего. Конечно, было непросто, находясь в самоизоляции, выстраивать новую схему работы и доносить ее до команды. Но все-таки за 20 лет я наработала отношения с коллекционерами и художниками, и мне было легче, чем коллегам. Любые перемены требуют выхода из зоны комфорта, и кто-то тонет просто потому, что не привит от экстренных ситуаций.

Многие говорят, что самоизоляция дала им время для личностного роста...

Да, я получила возможность наконец-то отстричь всю суету, бесконечное царапанье вверх-вниз, раскрыть все хранилища и решить, что мне больше не нужно.

Что именно оказалось ненужным?

Я решила больше не пытаться перековать коллекционеров, относящихся к искусству без должного уважения. Я охотно отдаю им время, которое забираю у себя и своей семьи. Но если не вижу в людях трепета, горения, зачем себя бросать в эту топку? Есть много тех, которым необходима моя помощь: посмотреть, что они уже собрали, пояснить те или иные направления, организовать посещение мастерских, познакомить с художниками.

Мы с вами встречаемся в дни Cosmoscow, а там настоящий бум. Делаю вывод, что люди изголодались по общению, в первую очередь – с искусством.

Marina Gisich Gallery в первый день на Cosmoscow продала 90 % стенда. Понятно, что на меня работает репутация, но и новые галереи активно заключают сделки. Это фантастика, что столько людей ищут свое искусство. За последние пять лет современное искусство стало must-have. За такой устойчивый тренд стоит поблагодарить и «Гараж», и Новую Голландию, и Пушкинский музей. Эрмитаж привозит топовых мировых современных художников. Русский музей начал показывать актуальных российских. Все это влияет на арт-рынок. Чувствуя спрос, Высшая школа экономики открыла факультеты, где готовят кураторов с новыми мозгами.

Вы сказали, 90 % экспозиции на Cosmoscow удалось продать в первый день...

Да! Хотя я и волновалась, что люди будут осторожничать. Но с первых минут почувствовала ощущение, как вы сказали, голода: взять, взять сейчас.

Можете описать современного коллекционера? Кто он и что побуждает его платить за искусство?

Покажу на примере онлайн-шопа нашей галереи. Там три условные категории: от 0 до 1000 евро, от 1000 до 10 000, от 10 000 до 100 000. Это деление – про суммы, которые человек готов тратить на искусство. В категории до 1000 евро могут сойтись разные потоки. Я всегда говорю: чтобы начать коллекционировать, надо достать деньги и купить пусть даже что-то крошечное. Как только ты купил первую вещь, ты «на удочке», ты наш. В категории от 1000 до 10 000 – люди, которые относятся к искусству избирательно. Как правило, это бизнесмены 30–40 лет, молодые менеджеры из ресторанного бизнеса, сельского хозяйства, нефтегаза, уже имеющие опыт покупок.

Столичные бизнесмены?

И московские, и питерские, и екатеринбургские. Один мой коллекционер строит Музей современного искусства в родном Воронеже.

Так, а кто в третьей категории?

Мощные коллекционеры, которые уже много лет покупают серьезное искусство. Я с ними летаю в путешествия, мы вместе ужинаем, в театры ходим, детей женим. Я благодарна этим людям за доверие. А они меня уважают за то, что я никогда ничего не впаривала ради прибыли.

Почему люди становятся коллекционерами? Это же не просто инвестиции.

Это вообще не инвестиции. Смешной вопрос, сколько это будет стоить через 10 лет. Лучше спросить, как долго я вела художника. Имею ли его работы у себя дома: несерьезно продавать то, что сам не любишь. И я скажу, что прожила с моими художниками все самое сложное, легкое, прекрасное, ужасное, выгрызла их у конкурентов, когда пошли продажи и все захотели их забрать, доказала, что могу работать с ними лучше всех, что мы – одна семья. Разные бывали ситуации – когда рынок вставал, я отдавала художнику $ 20 000, отложенные на машину, потому что у него два года не было продаж.

Коллекционирование – в первую очередь духовная потребность?

Домашняя коллекция – это то, чем мы ежедневно эмоционально питаемся. Мы этим или заряжаемся, или теряем энергию и деградируем. Но лично для меня покупка работ – это еще и формирование и поддержка культурного кода, составленного разными поколениями художников. Я фиксирую их высказывания в своем доме, пропитываю себя и детей этой атмо­сферой, хочу оставить ее им в наследство.

Вы все время говорите «хорошее искусство». Так что такое «хорошо» в арте?

Восприятие современного искусства, которое не описательно, зависит от образованности. Для развитого ума полотно наделено огромным количеством сплетающихся смыслов. Безумно интересно считывать, какое было время, о чем художники тогда спорили, замысловато выставляя свою позицию? Сравнивать, как было в России и что в это же время делали художники в Америке, кто у кого заимствовал идеи, как развивал? Как идея проросла у современных авторов, которые спустя, скажем, сорок лет ее перефразировали? Что ушло в граффити, что перепели рэперы? Когда ты плетешь эти паутины, получаешь эстетический кайф.

И где учат расшифровывать такие паутины?

Я бы порекомендовала Школу Masters – это наша питерская образовательная команда, online-университет, который активно развивается. Но нет ничего более полезного, чем тренировать глаз, идти и смотреть все – от музеев и мастерских до арт-вечеринок. Я за то, чтобы бросать себя в разные плоскости, тогда наш взгляд не ожиреет от буржуазности. Каждый по-своему ощущает искусство, это удовольствие эмоциональное. Мы за этим идем, а потом наделяем смыслами, которые начитали и наспорили.

Марина, а сколько лет художник остается модным?

Модно – это плохо, искусство не может быть модным. Оно должно быть востребованным во времени, причем не только коллекционерами, но и музейщиками. Надо смотреть, сколько художник уже на рынке. Пушницкого модно покупать последние лет пятнадцать, с Керимом Рагимовым я 20 лет работаю. С другой стороны, сейчас на Cosmoscow мы впервые показали Петра Швецова и Марию Кошенкову. Из 15 работ Швецова восемь ушли за первый час.

Насколько наши современные художники востребованы на международном рынке?

Не буду лукавить, там у нас случайные редкие продажи. Наше искусство прекрасное, но для устойчивого спроса мы должны гораздо чаще появляться на международных ярмарках. Но каждая ярмарка съедает минимум 30 000 евро за неделю. Даже если мы продаем искусство, отбиваем назад тысяч десять-пятнадцать. Зато российские коллекционеры видят, что художников, которых я им продаю, принимают в Европе. И после в России их покупают лучше, а для меня это еще один повод для гордости.