Сложно не ассоциировать Одри Тоту со сделавшей ее известной на весь мир Амели. Тем более, когда актриса сама будто культивирует это сходство. Именно об этом я подумала, когда в дверях пятизвездочного отеля «Монталамбер», расположенного в самом центре парижского района Сен-Жермен, появилась Одри. Одетая в черно-белые полосатые чулки, ботинки без шнурков, джинсовую юбку-разлетайку и ворсистый свитер тоже в черно-белую полоску, она походила на смесь Амели и Мэри Поппинс, но никак не на одну из самых высокооплачиваемых актрис французского кинематографа. Абсолютно без макияжа, с распущенными, слегка запутанными волосами, будто только вышедшая из душа, Одри Тоту села рядом со мной у камина и заказала самый странный чай, который был в меню. Не черный, не зеленый, а из редких сортов цветов, растущих то ли в Новой Зеландии, то ли еще где-то на другом конце света. Я, естественно, спросила:
Вас не раздражает, что даже через десять лет после «Амели» вас все еще сравнивают именно с этой героиней?
О! Если бы вы знали, как мне надоело, что меня спрашивают, не надоело ли мне, что меня с ней сравнивают! Ну да, тяжело повторить такой успех, тем более когда он на тебя свалился в 23 года. Но единственный человек, которому я что-то хочу доказать, – это я сама. И мне неважно, кто с кем меня ассоциирует. А то, что меня сравнивают с Амели, мне даже на руку. Я человек скрытный, поэтому мне удобно, что существует вот такой образ, который многие принимают за меня и особенно не интересуются, кто же я на самом деле.
Еще вас назвают «хрупкой»...
Это тоже со времен Амели. Но у меня – не у нее! – сильный и непростой характер. Думаю, я бы ничего не добилась, будь я просто хрупкой девушкой. Другое дело, что я не закатываю истерики на съемочной площадке. Я вообще не люблю конфликты. Самое сложное для меня – это сцены ссор с другими персонажами. Это у меня получается неправдоподобно. Но тихоней меня тоже не назовешь: я человек упрямый, часто говорю в лоб то, что думаю. А хрупкость моя спровоцирована неуверенностью в себе и, наверное, моей внешностью. Вы посмотрите на меня – это правда, я никак не самая импозантная актриса французского кинематографа!
Что вас заинтересовало в фильме «Нежность»?
То, что в нем все более чем просто: героиня теряет мужа и несколько лет спустя, уже поставив на своей сентиментальной жизни крест, случайно начинает любовь с человеком, который совсем не в ее вкусе. Меня зацепил даже не сценарий, а тон и манера повествования. Автор этого бестселлера Давид Фонкинос сам экранизовал свою книгу, придумав жанр «драмедия» – фильм на полпути между драмой и комедией. Обычно я не играю экспромтом, но тут я импровизировала намного больше обычного, поэтому героиня получилась очень мне близкой. Она похожа на меня настоящую куда больше, чем Амели! (Смеется.)
После смерти любимого ваша героиня говорит подруге, что хотела бы, чтобы с ней продолжали обращаться как с нормальным человеком. Вам тоже хочется, чтобы к вам относились как к «нормальной»? Такое вообще возможно с приходом славы?
У меня было ощущение, что, став известной, я стала героиней парада уродов. На улице, как в цирке – все на тебя таращат глаза, а ты должна вести себя так, будто это совершенно нормально. Сейчас уже полегче.
Для многих актеров реклама своей личной жизни стала второй карьерой. Почему вы так тщательно скрываете то, что с вами происходит?
Мне кажется, раз войдя в воду, уже нельзя будет остановить процесс. Я дам вам чуть-чуть личного, вы захотите еще и еще, и в результате у меня вообще не останется приватной сферы. Я искренне не понимаю, откуда у всех сейчас такое желание рыться в грязном белье знаменитостей...
Родители назвали вас Одри в честь Одри Хепбёрн. Они изначально вас готовили к актерской карьере?
С точностью до наоборот! Они очень надеялись, что я займусь серьезным делом, например пойду учиться юриспруденции или экономике в какой-нибудь престижный университет. Отец, мне кажется, до сих пор до конца не свыкся с мыслью, что я всю жизнь собираюсь быть актрисой. И время от времени спрашивает, какие у меня планы на будущее (смеется). Более того, чтобы не слишком меня подбадривать, они долго не говорили, что назвали меня в честь Хепбёрн.
Родители – благодарные зрители?
Они смотрят все мои фильмы и не стесняются комментировать. И я нуждаюсь в этой искренности. Потому что, знаете, шоу-бизнес – лицемерный мир, в лицо тебе поют такие дифирамбы, что легко можно потерять голову. Поэтому родители и семья (а у нас в семье четверо детей) – для меня верный якорь, который никогда не даст съехать с катушек. Но несмотря на это, я никогда ни с кем не советуюсь.
Есть ли какой-нибудь талант, о котором вы втайне мечтаете?
Да, я люблю фотографию, из каждого путешествия привожу сотни снимков. Не меньше люблю живопись и скульптуру. Но, боюсь, Бог не наградил меня этими талантами в нужной степени, так что, не стань я актрисой, на моих художественных увлечениях далеко бы не ушла. Если бы можно было выбрать что-то одно, я стала бы скульптором. Этим я и займусь в старости.
Вы регулярно появляетесь в списках самых стильных знаменитостей, в прошлом году вы были лицом Chanel. Вы вообще любите моду?
Красивые платья я считаю произведениями искусства. Могу восхищаться и разглядывать их часами! Но к своему гардеробу я подхожу с практической точки зрения. В тенденциях разбираюсь слабо, журналы читаю разве что у парикмахера. Одежду покупаю не потому, что это модно, а просто потому, что она мне нравится. Шоппинг как процесс для меня мучителен – я погружаюсь в него, только если совсем нечего надеть или нужно что-то выбрать на премьеру фильма. Может, я не идеальный пример французской элегантности, но мне кажется, главное – чтобы ваш стиль отражал то, кто вы на самом деле, а не делал из вас отформатированную куклу. Именно поэтому я никогда не нанимаю стилиста. Все платья, даже на самые важные мероприятия, я выбираю сама, потому что одежда – это зеркало того, какая я внутри. Да, за некоторые платья меня самым позорным образом разругала критика. Но лучше уж я ошибусь, чем буду ходить в том, что мне навязали. Ведь именно ошибки делают вас живым человеком.
Сейчас люди если и разговаривают, то только о кризисе. Эта тема вас беспокоит, вы вообще интересуетесь политикой?
Лично меня кризис не затронул, я не чувствую финансовых сложностей. Но многие мои друзья и близкие – люди не из шоу-бизнеса, и я вижу, насколько труднее им стало сводить концы с концами. Я участвую в благотворительных мероприятиях, стараюсь помочь хоть таким образом. Но вот политика – это не для меня. Мне кажется, публично призывать голосовать за ту или иную партию – не актерское дело. Или нужно очень хорошо разобраться в вопросе и только потом идти влиять на мнение людей, готовых к тебе прислушаться. А я даже не решила еще, за кого буду голосовать на президентских выборах, которые во Франции будут в этом году.
Вы приехали в Париж из провинции пятнадцать лет назад. Вы полюбили этот город?
Ну вот, сейчас я покажусь вам страшной провинциалкой, но я тотальная фанатка Эйфелевой башни! Я с детства считаю ее самым невероятным зданием в мире. Каждый раз, когда проезжаю мимо, у меня сердце замирает. А вообще я люблю все парижские памятники и парки, хожу гулять в Тюильри. Люблю вкусно поесть, могу посоветовать маленький ресторан с очень вкусной французской кухней, называется Le Bamboche, он тут рядом, в Сен-Жермен. Это мой район, я живу здесь с момента переезда в Париж. Хотя, честно говоря, мне в Париже очень не хватает природы. Все-таки я выросла в Оверни, в одном из самых зеленых регионов Франции, а Париж – каменный город.
Дальше произошла сцена, ничем не уступающая фильму «Амели». Вкрадчивым голосом, заранее пытаясь меня успокоить, Одри спросила: «Скажите, а вы боитесь мышей?» Подскочив в кресле, я ответила: «Да, а что?» – «Дело в том, что за вами только что пробежала мышь. Но вы не волнуйтесь, она выглядела совсем безобидно». Мы пересели за другой столик. В этот момент я поняла, что именно имела в виду Одри, когда говорила, что слава влияет на поведение окружающих. Мы прошли по залу всего пару метров, но абсолютно все ее узнали, стали шептаться, пристально ее разглядывать, а кто-то даже на мобильный сфотографировал. Одри даже бровью не повела. Прощаясь, я попросила Одри написать мне что-нибудь на память. «Что же вы меня не предупредили! – рассердилась она. – Я в школе пять лет учила русский, и если бы дома потренировалась, обязательно написала бы пару слов кириллицей! Ну ничего, в следующий раз мы поговорим по-русски!»
Я ей почему-то не верю.
