Несколько лет назад русская девушка, проживающая в Нью-Йорке, написала колонку под названием:
«Я стояла на грязной дорожке посреди русской деревни, держа в руках порванную и окровавленную футболку моего парня Антона. Все, что было слышно в темноте, это то, как мы с друзьями выкрикивали его имя, а также глухие удары и ворчание Антона, дерущегося с другим парнем. Всего несколько минут назад мы спокойно стояли и пили пиво, но затем какой-то пьяный молодой человек решил, что может меня приобнять. То, что произошло дальше, было неожиданным и пугающим. Я просто хотела, чтобы это поскорее закончилось. Но не буду врать: происходящее отчасти мне льстило. Ведь мой парень ввязался в драку, чтобы защитить мою честь. Это было похоже на то, о чем я мечтала все эти годы — в памяти сразу же всплыли рассказы о дуэлях на пистолетах и немногословных мужчинах, предпочитающих действовать, а не тратить время на рассуждения.
После того, как драка, наконец, прекратилась, Антон подошел ко мне без рубашки, весь в поту, крови и грязи, раскинув руки в безошибочном победном жесте. Но то, что я приняла за улыбку, на самом деле оказалось гримасой. «Зачем ты вообще заговорила с тем парнем? — спросил он. — Разве я разрешал тебе с ним разговаривать?!» Внезапно мне захотелось, чтобы мой преподаватель из колледжа Сары Лоренс, специализирующийся на вопросах феминизма, материализовался рядом со мной. Дуэли на рассвете сразу же показались мне нелепым символом мужского эгоизма, и я затосковала по представителям противоположного пола, которые ходили в сшитых на заказ костюмах и элегантно разрешали споры шутками из фильмов Вуди Аллена и цитатами из New Yorker.
Но затем Антон обнял меня. Его тело источало жар и пот, его руки обвивали меня в обещании вечной защиты, и он «вдыхал» меня так, как это делают мужчины, испытывающие огромную радость от того, что ты в безопасности. В тот странный и романтичный момент я подумала: «Однажды я обязательно использую эту историю в своей статье, чтобы объяснить мои запутанные отношения с русскими мужчинами».
Мне стоит сразу же сказать, что по происхождению я русская. Я говорю на родном языке, отмечаю [русские] праздники. Когда же я возвращаюсь в Нью-Йорк после поездки на родину к родственникам и вручаю российский паспорт нашему таможеннику на пограничном контроле, то смотрю, как он его быстро пролистывает, а потом надменно усмехается, поднимает на меня глаза и спрашивает: «Девушка, где же ваша виза?». Я же с величайшим удовольствием швыряю свой американский паспорт на ему стол и кричу: «Вот моя виза!», сопровождая это танцевальными движениями «Can’t Touch This». Я родилась в разваливающемся коммунальном доме в Санкт-Петербурге в 1988 году; переехала в Нью-Йорк, когда мне было пять лет; а затем — после окончания престижного нью-йоркского гуманитарного колледжа — вновь вернулась в Санкт-Петербург. Все это говорит о том, что я дуальна во всех отношениях. И разнообразие разноцветных паспортов — яркий символ культурного микса, сформировавшего мою личность.
Итак, в 2010 году я вернулась в Россию, чтобы преподавать английский язык. Первое, что вы заметите, попав в эту страну, это то, что женщины поразительно красивы и безукоризненно одеты. Они всегда ходят на шатких шпильках (которые носят даже зимой, когда везде лед) и с дизайнерскими сумками (в каждой из которых помимо стандартного набора «аптечки» помещается и мини-щетка для обуви, а также влажные салфетки для рук). И если вы скажете им, что делаете уход для лица и выщипываете себе брови раз в месяц, они посмотрят на вас так, как будто бы вы только что вылезли из болота.
Эти высочайшие стандарты красоты во многом объясняются тем, что женщин больше, чем мужчин. Антропологи во всем мире должны отметить спад популярности мужской гигиены и трудовой этики, который происходит, когда (по некоторым подсчетам) соотношение женщин и мужчин составляет 3:1. Выросшая в Нью-Йорке, я считала само собой разумеющимся, что люди всегда к чему-то стремятся. Или, по крайней мере, стремятся к чему-то стремиться. В России большинство парней, с которыми я встречалась, работали в сомнительных компаниях по импорту/экспорту электроники; остальные занимались «бизнесом» (если вы спросите, что это за бизнес, и после слова «бизнес» последует заметная пауза, от дальнейших вопросов лучше воздержаться). Многие из них признавались, что мечтали переехать на Бали, жарить шашлыки целыми днями и яростно совокупляться с островными женщинами. Вот почему в России так процветали программы обучения ESL (English as a second language — английский как второй язык); ведь для каждого, кто имел хоть какое-то подобие амбиций, знание английского казалось «золотым билетом» в лучшую жизнь.
Второе, что вы заметите, это то, что русские мужчины — патриархальные альфа-самцы. И как бы яростно ни возражали феминистки, поначалу это сильно возбуждает. Как теоретики эволюции, так и фрейдисты утверждают, что женщин подсознательно привлекают мужчины, которые всем своим видом показывают, что смогут их полностью обеспечить. И под словом «обеспечить», я имею в виду не только материальную составляющую, но и покровительство. В каком-то смысле отцовский инстинкт постоянно присматривать за вами. Нет, не потому, что вы слабее или глупее, а потому, что вы «источник, из которого бьет жизнь» — ценный и хрупкий.
В России не вы выбираете себе мужчину. Он выбирает вас. Вы можете сидеть в бане или в кафе. Мимо вас проходит мужчина, ставит на ваш стол фруктовый салат и хрипло говорит: «Наслаждайтесь». Если вы притронетесь к угощению, то это будет воспринято как знак того, что вы не против познакомиться с тем, кто вам его преподнес. Впрочем, если вы проигнорируете блюдо — это не будет иметь никакого значения. Потому что этот мужчина вас уже выбрал. И он все равно подойдет, чтобы попытаться завязать с вами разговор, так как ваше согласие на это ему, как правило, не требуется. В больших городах не редкость, когда мужчина просто подходит к вам на улице и говорит: «Девушка, можно с вами познакомиться?» в манере действительно напористого дворянина 19-го века.
В то время как всем мужчинам нравятся вызовы, средний американец склонен прекращать попытки добиться вашего внимания, как только понимает, что вам неприятно его присутствие. Русский мужчина же, напротив, не позволит такой «мелочи» как ваша незаинтересованность стать препятствием на пути к вашим с ним отношениям. У меня были поклонники-мужчины, которые продолжали годами названивать мне, даже если я никогда не подходила к телефону. Я слышала о парнях, которые залезали в окна и появлялись в спальнях [своих объектов страсти] абсолютно голые. Некоторые мои подруги долгое время не подозревали, что были чьими-то «девушками». У американских учителей в моей языковой школе была фраза, описывающая свидания с русскими мужчинами: «Нет — значит да, а да — значит **** (нетрадиционный половой акт)».
Неудивительно, что отношение к изнасилованию в России до сих пор удручающе средневековое. «Бывает. Такова жизнь», — пожимала плечами моя мать, услышав в новостях об очередной жертве изнасилования. Однако — и здесь мы должны быть честными с самими собой и признать, что популярность фантазий о доминировании и романов со сценами «животной» страсти, сопровождающейся разрываниями одежд, вполне оправдана — с мужчиной, который вам действительно нравится, чувственно брутальный подход к сексу может быть поразительно горячим.
Когда я познакомилась с одним из моих русских парней, он (по обыкновению) несколько раз заходил в гости, чтобы забрать меня на прогулку, и приносил торты для наших семейных чаепитий. Никаких намеков на что-то большее от него не поступало. И вот однажды ночью я лежала в своей комнате и думала о нем (он спал внизу), когда услышала, как скрипнула дверь моей спальни. Двигаясь в темноте, он сел на край моей кровати и пристально уставился на меня. Затем он нежно коснулся лямки моей шелковой ночной рубашки и сказал: «Какая красивая пижама». А потом с грустным вздохом добавил: «Жалко будет рвать…». Он сказал это таким же тоном, как если бы взглянул на часы и понял, что опаздывает на важную встречу. Он просто уже знал, что будет дальше. И никто и ничто не могло этого изменить.
По правде говоря, мне больше нравится заниматься любовью медленно и чувственно, в атмосфере музыки Барри Уайта. Но с милыми и обходительными западными мужчинами наступает момент, когда они перегибают палку: «Может, тебе дать подушку?», «Больно?», «Хочешь стакан воды?» — эти вопросы просто убивают весь настрой. Мы не на званом ужине. Мы не пишем школьное сочинение. Так что расслабься и отпусти ситуацию. Общепризнанная истина состоит в том, что женщине нужен мужчина, который будет джентльменом за обедом и животным в постели. И для этого вам нужно выбраться из своих когнитивных ловушек и оков телесного «Я», в которые мы все заключены, и отдаться своим чувствам. Русские мужчины это понимают: в постели они оставляют все приличия, слушая только свои первобытные инстинкты, и полностью растворяются в своей партнерше.
Конечно, тут тоже есть свои подводные камни. К сожалению, у многих русских мужчин в голове до сих пор существует эгоистичная установка: «Секс — это услуга, которую женщины оказывают мужчинам». Поэтому они воспринимают любое проявление женской сексуальности как что-то ненормальное, свойственное диагнозу нимфомании.
Любовь для русского человека выражается в какой-то «нежной дикости». Когда я была ребенком, моя мама и ее подруги часто говорили (иногда — с оттенком черного юмора, иногда — с задумчивым вздохом): «Бьет — значит любит», очевидно, подразумевая, что любовь — это жестокость; что эмоции настолько сильны и всепоглощающи, что их невозможно сдерживать физически. Так что русские мужчины часто применяют грубую силу даже не потому, что сознательно хотят сделать вам больно. Они делают это, потому что хотят полностью владеть вами. А в их понимании для того, чтобы «владеть», нужно подчинить себе, в какой-то степени «уничтожить». Они кусают вас за шею и так крепко сжимают ваши руки, что на них остаются следы, по той же самой причине, по которой тигры царапают деревья — чтобы пометить свою территорию; показать другим диким зверям, что место занято. Иными словами, что есть человек, которому вы принадлежите (примечание редакции Marie Claire: мы считаем насилие недопустимым ни в каком виде; почему пора перестать романтизировать «нежную дикость» и признать, что она смертельно опасна, читайте в другом нашем материале: «Бьет — не значит любит: как работают законы о домашнем насилии в разных странах (и почему в России такого нет)»)
Эта разновидность шовинизма отчасти похожа на старомодное рыцарство, вот почему русские мужчины — квинтэссенция настоящих джентльменов на первых свиданиях. Русские любят придавать значения даже небольшим вещам, поэтому с помощью особых жестов мужчина обязательно даст понять, что свидание с вами — это важное событие в его жизни. Он подарит цветы или преподнесет вам другой подарок (от одного русского поклонника у меня до сих пор сохранился отвратительный золотой «зверинец»). Он откроет перед вами дверь и выдвинет стул. Спросит, нужно ли заказать вам воды, и всегда вовремя дольет вина в ваш бокал. Завяжет вам шнурки на ботинках, если они развязались. Всегда оплатит счет — при этом сделает из этого целое представление, гордо размахивая своей банковской картой, праздно болтая и подписывая чек, даже не смотря в него. В России то, что мужчина платит за вас, абсолютно ни к чему вас не обязывает. Равно как и то, что он проводит вас домой. Просто он делает то, что должен делать, как мужчина, чтобы заботиться о вас, как о женщине. И прежде чем вы начнете кричать о сексизме, подумайте, что все-таки хуже: закрывать общий счет, потому что ваша спутница менее обеспечена с экономической точки зрения, или платить за еду и верить, что это дает вам право на секс с женщиной, как это делают многие мужчины на Западе?
Однако более соблазнительным, чем любой из этих старомодных жестов, является язык тела русского мужчины. Мне неприятно, когда я иду на «свидание» с американским парнем, и после скучной беседы, которая длится несколько часов, он неожиданно бросается на меня с поцелуем, словно мальчик пубертатного возраста. Русские с самого начала ведут себя как взрослые мужчины. Они проводят вас до стола. Погладят вас по руке, бережно укутывая ваши плечи своим пальто, хотя вы и говорите им, что вам не холодно. Они обнимают вас, гладят ваши волосы и целуют в лоб так, что любой другой мужчина во Вселенной понимает, что вы их девушка. Это не только создает приятное напряжение перед первым поцелуем, но и способствует возникновению сильного чувства близости еще до того, как она случится по факту. Все эти жесты усиливают ощущение того, что привязанность и секс идут рука об руку, что эта связь, в которую вы вступили, действительно важная и уникальная.
Это подводит меня к одной из лучших и худших вещей в отношениях с русскими мужчинами: присущей им патриархальной преданности. Здесь, на Западе, мы можем думать, что достигли прогресса с нашей «эгалитарной системой», но когда я смотрю на наши гипериндивидуализированные отношения, на наш менталитет: «Ты никому ни в чем не обязан», это кажется очень жестоким и даже варварским. Всякий раз, когда я утешаю свою нью-йоркскую подругу, которая плачет из-за очередного парня, который «хочет остаться друзьями», но продолжать заниматься сексом, я прихожу в ярость. У меня появляется отчаянное желание позвонить одному из моих русских друзей, чтобы заручиться их моральной поддержкой. В русском языке нет слова «подружка», поэтому мужчины говорят «моя девушка», «моя невеста» или используют английскую транслитерацию слова «герлфренд».
Но в этом нет даже близкого намека на «друзей с привилегиями» — термин «friends with benefits», который я часто пыталась объяснить сбитым с толку русским мужчинам. Показательно в этом контексте, что русский перевод голливудских фильмов «Friends with Benefits» и «No Strings Attached» — это «Секс без обязательств» и «Обещать — не значит жениться». Как вы можете быть только друзьями с девушкой, с которой спите? Если вы занимаетесь сексом, она — ваша девушка, просто потому, что ваше решение переспать с ней делает вас в значительной степени ответственным за ее физическое и эмоциональное благополучие. И когда я пытаюсь подбодрить жертв случайного секса, которые не могут даже по телефону дозвониться до своих суперавтономных кавалеров, я не могу избавиться от ощущения, что понимание русскими мужчинами того, что «секс влечет за собой и ответственность», делает им большую честь. Это тот этический кодекс, который мы на Западе почти полностью утратили.
Раньше во время уроков продвинутого английского я включала ученикам аудиозапись, на которой пара спорила о том, стоит ли съезжаться после года отношений. Не все могли ответить на сопутствующие вопросы к этому упражнению — даже не столько по языковым, сколько по культурным причинам. «Почему мужчина не хочет жить вместе со своей девушкой?» - спрашивали некоторые из них. В России до сих пор считается нормой, что пары женятся (а иногда даже успевают развестись), когда партнерам чуть больше 20 лет. Когда же я спросила своих учеников, как долго пара должна встречаться, прежде чем начать жить вместе, они с непониманием уставились на меня, словно никогда не думали об этом вопросе в контексте определенных временных отрезков. Затем один из учеников пожал плечами и сказал: «Если ты в нее влюблен, то когда-нибудь это случится». Остальные одобрительно закивали. Русским просто не понятна такая постановка вопроса: как можно рассуждать настолько рационально, когда дело касается эмоций и чувств?
А вот стоило мне рассказать эту историю своим знакомым мужчинам на Западе, как у них чуть не случился сердечный приступ. Но почему? Арендная плата за квартиру очень дорогая (особенно в Нью-Йорке), и если вы не религиозны и проводите практически каждую ночь вместе, кажется экономически неразумным жить раздельно только для того, чтобы соблюдать какой-то абстрактный социальный принцип.
И все же спешка с тем, чтобы поскорее съехаться со своим партнером, имеет подвох. Как и в большинстве шовинистических обществ, моногамия является скорее возвышенным идеалом, чем требованием, и в ней есть двойной стандарт. В России я много раз становилась свидетельницей историй, когда, например, девушка подходила к своей подруге в кафе со словами: «Прости, что опоздала. Мой парень мне изменил…» И та закатывала глаза, отвечая что-то вроде: «Опять? Да сколько уже можно?» Будто бы речь шла о том, что он в очередной раз забыл опустить сиденье унитаза, а не переспал с другой женщиной.
Однажды я задала вопрос своим западным и русским друзьям: «Что более неуважительно — заниматься случайным сексом с девушкой и не называть ее своей девушкой или называть ее своей девушкой и изменять?» Иностранцы посчитали самым возмутительным второй вариант, а вот у русских больше негативных эмоций вызвал первый. Что в общем-то было очевидно. Я побывала в обеих ситуациях, поэтому мне сложно судить, кто же из них прав. Но хорошее резюме подвел один из моих русских друзей, объяснив это в ключе сартрианской эпистемологии: «Слушай, человеческая природа — полный ******. Честнее и гуманнее просто солгать».
В конце концов, как вы можете заметить, с русскими мужчинами у меня все-таки ничего не вышло. И причиной тому опять же стало их патриархальное воспитание, которое я так превозносила в предыдущих абзацах. Русские мужчины никогда не интересуются тем, что у меня есть свой собственный график, и я не всегда могу вписаться в их график жизни. Они звонят каждый час, чтобы узнать, где я нахожусь, поела ли я и так далее, словно суровые надзиратели. Они вырывают чашку кофе из моих рук, когда я собираюсь сделать глоток, и выбрасывают ее в мусорку со словами: «Хватит. Ты и так сегодня выпила слишком много кофе». Да, я родилась в России, и у меня два паспорта. Но выросла я в Нью-Йорке, и никто не имеет права вставать между мной и моим кофе.
Сейчас я встречаюсь с американцем, и у нас те самые эгалитарные отношения. Но порой, когда я стою в мини-юбке на улице, на меня пристально смотрит какой-то извращенец, а мой парень мне говорит: «Ты сильная и независимая женщина, ты справишься с этим сама», я с тоской вспоминаю русских мужчин. Этот огромный разрыв между феминистическими взглядами, которые я впитала в колледже, и патриархальным обществом, в котором я родилась. Я постоянно чувствую внутреннюю борьбу между моими рациональными убеждениями и моими эмоциональными желаниями. И в итоге — как и многие другие люди, разочарованные своей личной жизнью — прихожу к самому простому объяснению: «Боже, мои родители действительно меня испортили»».
Фото: Adobe Stock