12 острых вопросов о суррогатном материнстве (и ответы на них)

Елена Калинина (репродуктолог): Например, если у вас нет матки — в результате врожденной патологии или операции, или было сделано много неудачных попыток ЭКО, но вы очень хотели ребенка — и это ваша яйцеклетка, это сперматозоид вашего мужа, это ваш общий ребенок и это единственная возможность его родить, — вы будете чувствовать себя мамой. Возможно, не с первой секунды, но точно будете. Если же вы способны родить сами, но «у вас бизнес, вы не можете, вам некогда» — разговор окончен. Займитесь своими делами, доделайте их, а потом приходите, будем рожать. У меня позиция жесткая.

Анетта Орлова (психолог): В подавляющем большинстве главный мотив генетических родителей — это крайняя психологическая истощенность от неудачных попыток забеременеть. Когда доминанта тревоги становится настолько большой, что у женщины все поле внимания занимает этот процесс, у нее колоссальный страх неудачи, огромное чувство вины. Суррогатное материнство становится выходом. Конечно, здесь особые условия, потому что по факту тот сакральный процесс, в котором обычно участвуют двое, расширяется до трех человек. Безусловно, девять месяцев даны матери и ребенку природой для того, чтобы синхронизировались общие ритмы. С другой стороны, кто решается на суррогатное материнство? Тот, кто «был беременен мыслью о ребенке» не девять месяцев, а порой несколько лет, в течение которых сформировалось огромное, глубинное желание стать матерью. Кстати, таких детей очень балуют, они долгожданные дети, которые идеализируются.

Анетта Орлова: Редко, но бывают и такие вопросы. Скорее, по незнанию, а может быть, по свойственному человеку эгоизму. Конечно, это очень детская, инфантильная позиция. Речь о том, что такие женщины застряли в подростковом возрасте. Чтобы решиться на суррогатное материнство, как мы обсуждали выше, нужно иметь серьезные основания. Формулировка «зачем портить фигуру» говорит о том, что человек хочет иметь ребенка, но при этом не хочет стать матерью. Иметь ребенка — чтобы иметь социальные бонусы? Сомнительно. Ничего хорошего не выйдет. Быть матерью — это давать, защищать, открывать границы, впускать в себя, вынашивать, когда собственное тело становится материнским телом, безопасным контейнером для ребенка.

Анетта Орлова: Обязательно найдется тот, для кого это будет прихотью: «Ну да, я считаю, надо иметь много детей, я рожу от суррогатных матерей, каждому — свою няню, в итоге я „богата“ детьми». Мы живем в нарциссическом обществе, такие перекосы случаются. Но не более 2–3 % от общего числа.

Елена Калинина: К сожалению, позволить себе суррогатное материнство могут только состоятельные люди. Прайс складывается из нескольких пунктов. Клиника получает ровно то, что ей положено за экстракорпоральное оплодотворение и ведение беременности. Мы не вмешиваемся в процесс выбора, мы обследуем кандидатов и одобряем или не одобряем кандидатуры. Их подбором, проживанием, питанием, как правило, занимается агентство, оно же определяет прайс. 15 лет назад гонорар суррогатной матери позволял купить квартиру в Москве. Сейчас цены ниже, примерно от 2–3 миллионов рублей.

Факт: россиянки, москвички берут больше денег, поэтому часто ради экономии пары привозят претенденток из стран Средней Азии, Белоруссии, Украины. Генетические родители понимают, что национальность суррогатной матери никак не отразится на генетике, не повлияет на здоровье и внешность ребенка.

Елена Калинина: По закону суррогатная мать не может быть одновременно и донором яйцеклетки. На законных основаниях воспользоваться программой могут супруги, находящиеся в официальном или гражданском браке, или одинокая женщина. Про мужчину ничего не сказано. Это сложная тема, которая 8–10 лет назад привела к судебному процессу в Петербурге. Грамотные адвокаты ставили вопрос так: у мужчины нет матки, значит, есть показания для обращения к суррогатному материнству. Дело они выиграли.

Елена Калинина: В Штатах суррогатное материнство разрешено, в Испании тоже, и во Франции, если оно некоммерческое. В Германии, Австрии, странах Скандинавии другое законодательство. Там врачам запрещают делать многие вещи, в том числе — нужные и полезные. Например, в Германии и Австрии не допускается предымплантационная генетическая диагностика, чтобы проверить эмбрион на болезни. Где тут цивилизация, вопрос очень спорный.

Елена Калинина: А что вы скажете про то, что иногда пациенткам безвозмездно помогают родственницы? В моей практике был случай, когда бабушка родила себе внука. Дочери в 20 недель сделали экстренное кесарево сечение, она потеряла плод. Здоровая в целом девочка осталась с нормальными яичниками, но без матки. И мама, ей было 50 с небольшим, выносила для нее ребенка. Бывает, сестры рожают за сестер. И часто у суррогатных мам деньги далеко не на первом месте.

Анетта Орлова: Давайте вспомним институт кормилиц. В конце концов, кормилица во все времена — это женщина, которая за определенную плату кормила грудью младенца просто потому, что у матери не было молока. И потом, много ситуаций, когда мы сталкиваемся с тем, что по разным причинам женщина оказывается с тремя, четырьмя детьми без средств к существованию, не имея своей жилплощади, пособия не хватает. Но она здорова, она может и хочет родить — вот это ее ресурс.

Елена Калинина: К сожалению, у нас несовершенное законодательство в этом плане. Недавно в Общественной Палате мы как раз обсуждали — его надо менять. Пока все решается через отказ в пользу генетических родителей, который суррогатная мама пишет в родильном доме после родов. И здесь с обеих сторон могут быть риски. Человеческий фактор: суррогатная мать может потребовать больше денег. А генетические родители — отказаться забирать ребенка, который или останется у суррогатной мамы, или пойдет в детский дом. Есть более ра­зумный подход, пример Казахстана, там все права и обязанности определяются на этапе заключения договора. И какой бы ребенок ни был, родители все равно его заберут по закону. Решать эти вопросы после родов, на мой взгляд, неправильно.

Елена Калинина: В приказе Минздрава говорится о том, что суррогатная мать должна быть здоровой, уже рожавшей женщиной не старше 35 лет на момент родов. Мы ее тщательно обследуем, проверяем полностью ее здоровье. И если все хорошо, можем рекомендовать для этой программы.

Елена Калинина: Агентство дает генетическим родителям возможность селить суррогатную маму рядом, чтобы присматривать за ней. Но часто генетические родители не хотят встречаться с женщиной, которая вынашивает их ребенка, доверяя заботу агентству. Им важно, чтобы это была здоровая женщина и здоровый ребенок, которого они получат. В итоге все зависит от характера будущих родителей, от их желаний и настроя во все вникать. Мы, врачи, контролируем только сам процесс развития беременности. Ведем суррогатных мам точно так же, как женщин, которые рожают собственного ребенка.

Елена Калинина: У женщин в возрасте 50+ часты ситуации, когда истощены яичники, в таких случаях приходится брать донорский материал. Но сперма — только от ее мужа, по закону один из генетических родителей должен участвовать в зачатии. Даже если у мамы есть противопоказания, а у папы плохая сперма, полностью донорский эмбрион не может быть подсажен суррогатной матери, вот это квалифицируется как торговля детьми. Больше года в России в заключении находятся доктора и эмбриологи по обвинению в тороговле детьми. Дело еще не прекращено.

Елена Калинина: Отвечу так: среди моих пациентов был батюшка с супругой, которые больше десяти лет не могли родить второго ребенка. Почему не использовать современные технологии, чтобы помочь женщине, у которой удалена матка? Один священник мне ответил, что, раз Господь отнял у нее матку, она должна смириться и взять ребенка из детского дома. Но давайте тогда не будем лечить людей с раковыми или сердечно-сосудистыми заболеваниями, не будем делать пересадку органов. Мне кажется, с современными технологиями нужно считаться, использовать их во благо.

Елена Калинина: В Израиле был случай, когда эмбрион хранился 20 лет. У меня в практике — 10 лет. Женщина родила дочь и уехала в другой город, а через 10 лет вернулась, нашла меня. Мы сохранили ее эмбрионы, хотя она за это не платила. Обычно, чтобы утилизировать эмбрионы, нужна подпись женщины или обоих супругов. Мы имеем право это сделать без расписки, если люди какое-то время не платят за содержание, но, честно говоря, рука не поднимается, держим, сколько можем. В случае с женщиной, которая вспомнила, что ее эмбрионы сохранились, нам понадобилось сначала их разморозить. Поскольку заморожены они были на очень ранней стадии, мы попробовали вырастить их до стадии подсадки. Из семи вырос только один, и пациентка родила вторую дочку!

Важно понимать, что все зависит от состояния эмбриона. Иногда генетики определяют: из пяти здоровый один, остальные нарушены. Что с ними делать? Если, условно, пять здоровых эмбрионов, тогда мы рожаем одного ребенка, потом другого, если повезет. Делаем столько попыток, сколько потребуется. Наступление беременности методом ЭКО или суррогатного материнства с первой попытки — это далеко не так просто, как кажется.

Алексей ЛЯПИЧЕВ (продюсер сериала «Контейнер»):

«Безусловно, самые интересные аспекты суррогатного материнства лежат в нравственном поле. Интересно понять, что толкает одну сторону на заказ услуги, а другую — на ее исполнение. В нашей стране, в отличие от некоторых других, суррогатное материнство не запрещено. Наоборот, услуга становится все более доступной и востребованной. Нам показалось интересным изучить этот вопрос и все стороны отношений заказчиков и исполнителей. „Контейнер“ — это история суррогатной матери Саши (Оксана Акиньшина), последний заказ на ребенка для которой заканчивается серьезными изменениями в личной жизни».