Я открываю ленту соцсети – и отшатываюсь: на меня обрушивается лавина горя, боли и ужаса. Известная личность, на которую я подписана, сообщает – нет, слово «сообщает» не подходит, она захлебывается криком, она воет, как раненый зверь, и этот вой я слышу даже сквозь напечатанные буквы, – что потеряла мужа. Пост за постом, день за днем, тоска, вина, открытая рана. На моих глазах эту женщину, обычно сильную и циничную в своей эмоциональности, затягивает в воронку самоубийственной предельной откровенности.
И даже я – видавший виды психотерапевт – теряюсь перед лицом этого захлестывающего ужаса. Как теряются и многочисленные ее френды и подписчики, в результате предъявляющие все спектры реакций – от беспомощного выражения сочувствия до непрошенных психологических консультаций, от бестактного смакования деталей до откровенного злорадства.
Я не успеваю опомниться, как сталкиваюсь с новыми потерями, взрывающими мою ленту. Вот внезапная смерть когда-то сверхпопулярного музыканта – и публичное копание в деталях его семейной жизни и отношений с отцом, а вот – столь же внезапная и трагически нелепая гибель известной певицы – и подробное смакование ее браков и возможных причин стремительно убившей ее болезни.
Вот смерти всенародно любимых артистов – одна за другой, и лавина пространных и лаконичных некрологов в постах и комментариях, таких зачастую неловких и оправданно бестактных. Совместное горевание множества незнакомых ни с умершими, ни c их близкими, ни между собой людей. Гигантская коллективная панихида, где находится место и кликушам, и сплетникам, и профессиональным плакальщикам, и зевакам, и злым циникам.
Я читаю эти посты как бы с двух позиций – с позиции наблюдателя, испытывающего понятное сочувствие и иногда ощущение личной потери, и с позиции профессионала, невольно фиксирующего какие-то проявления и их возможные причины. И точно так же с двух позиций ведут себя страдающие люди, выплескивающие свою боль: с одной стороны, в реальном времени проживают горе во всех его стадиях, с другой – предъявляют обществу образ своего страдания, вынужденные соответствовать сложившемуся имиджу в социальной сети.
Социальная сеть давно вышла за рамки изначального замысла, предлагавшего простой обмен новостями и картинками.
Теперь ленты интересных нам людей превращаются то в свадебный зал ЗАГСа, то в роддом, то в зал ритуальных услуг и кладбище.
О последнем я думаю сейчас особенно много: слишком часты в последнее время поводы.
Терять человека больно. И одна из составляющих этой боли – необходимость признать ее вслух, произнести словами: «Его нет». Сообщить об этом другим. Услышать от других соболезнования, подтверждающие окончательность потери.
Так было всегда. На этот случай люди давно уже выработали соответствующий этикет, осознанно формальный, чтобы облегчить тяжесть ситуации и ее героям, и всем остальным, кого она так или иначе затрагивает. Короткое извещение о случившемся. Простые слова сожаления и поддержки. Кому-то эти правила могли казаться лицемерными и холодными, а сопутствующая им сдержанность – излишней. А для кого-то они были спасительными, потому что позволяли, что называется, держать лицо.
Публичные люди жили по таким же законам. Ну, может быть, им приходилось брать на себя чуть большую ответственность и затрачивать больше усилий для того, чтобы оградить свою боль от досужего внимания. Официальное коммюнике – извещение от скорбящей семьи. Пачки писем с выражениями соболезнования или, увы, злорадства. И право сказать «никаких комментариев» и укрыться от излишнего внимания за черными очками и тонированными стеклами машин.
Так было. До тех пор, пока привычный мир этикетных правил и рамок не обрушился с появлением социальных сетей.
Довольно быстро мы все столкнулись с новой реальностью – новой степенью откровенности и открытости, новым набором позволительных и одобряемых реакций, а. следовательно, и с новым этикетом.
Страничка в соцсети есть у каждого публичного человека – ведь так создается иллюзия большей близости с поклонниками. Но мало того, каждый из нас (совсем не знаменитостей) благодаря соцсетям превратился в публичного человека. Соцсети сделали нас по-новому искренними и уязвимыми, мы проживаем свою жизнь на виду у множества людей – и испытываем странное, но неизбежное чувство ответственности перед ними (часто – незнакомыми), побуждающее исповедоваться в тех случаях, в которых еще недавно принято было «молчать, скрываться и таить».
Что уж говорить о знаменитостях, чьи встречи, расставания, свадьбы, беременности, роды и смерти стали достоянием общественности как никогда ранее. Если раньше между ними и их аудиторией стояли пиар-менеджеры, агенты, атташе, выверяющие градус откровенности, эмоциональности и доверительности до одной миллионной, то теперь дистанция сократилась – и остановить и «открутить назад» беззащитную слабость и выплеск настоящих чувств уже невозможно.
Этот год, кажется, только начался, но уже оказался чудовищно щедрым на потери. И каждая из них находила колоссальный отклик в соцсетях. Порой – волну сочувствия. Порой – цунами хейтерских комментариев. В особенности, когда «спикер» трагедии кричал со дна своего горя, не умея или не имея сил сдерживать зашкаливающие эмоции, а рядом не было никого, кто мог бы взять на себя ужасную обязанность «коммуникации смерти».
Между тем, такой градус откровенности запускает цепную реакцию – и вот уже фанатам, френдам, подписчикам и просто наблюдателям он кажется столь же позволительным и даже обязательным.
Давайте попробуем сориентироваться в этих новых, еще не определенных окончательно, но остро ощутимых условиях. Какие обязанности накладывают на публичного человека соцсети и вообще его статус, если речь идет о больших потрясениях в его жизни, например, о смерти близкого? Какие из этих обязанностей и обязательств действительно имеют место, а какие являются мнимыми?
Официально озвученных ритуалов и тем более обязанностей сегодня, конечно, еще нет, но главное правило понятно: если вы хотите оставаться публичной персоной и сохранять отношения со своими френдами и подписчиками, то придется соблюдать правила игры: делиться событиями и комментировать. Тем более, если речь идет о значимых событиях, от свадьбы до похорон.
Традиция оповещения не нова. Еще в дореволюционных газетах регулярно появлялась хроника о том, кто женился, родился или скончался. И это касалось как богатых и знаменитых, так и всех прочих, готовых оплатить такую заметку. Более того, это было хорошим тоном, негласным правилом этикета, которое следовало позволить себе, если хотелось причислять себя к определенному кругу. Что же до высокопоставленных людей, то по сей день считается, что народу необходимо знать, что у них происходит. Такая вот форма связи: «господа – народ».
В традиционном смысле так все и осталось: новости королевских семейств по-прежнему считаются достоянием их подданных. Что происходит в Букингемском дворце? Как дела у Хуана Карлоса Второго и Летиции? Принц Гарри и Меган Маркл дают большое откровенное интервью, потому что этого от них ждут, и утаить ничего не удастся.
Да что там, обсуждается даже протокол похорон еще живой Елизаветы Второй…
Впрочем, в наше время королей и королев много больше – ими стали и влиятельные политики, и олигархи, и звезды шоу-бизнеса.
И сегодня то ли развращенное, то ли раскрепощенное соцсетями общество уже не просто не ждет от публичной персоны максимальной сдержанности, но наоборот – требует эмоционального «каминг-аута». Кто-то скажет, что звезды падают с неба, кто-то – что они становятся ближе… Во всяком случае, Меган Маркл сегодня больше в тренде, чем ее новые аристократические родственники, а связь с людьми через эмоциональную открытость не просто позволительна, но и желательна.
Но что из этого мы действительно должны друг другу? Какие обязательства и обязанности действительно важны, а какие – мнимые? А вот это зависит не от каких-то навязанных извне правил, а от совсем других факторов: от типа личности, от семейной модели, от самой ситуации.
Как мы поступаем
Промолчать – нельзя. Вопрос – как говорить?
В ситуации неожиданной смерти близкого люди порой чувствуют вину – за то, что не уберегли, не спасли, не защитили, не успели сделать чего-то, что теперь, после, кажется важным и спасительным. В этом состоянии неподготовленный растерянный человек может начать со сдержанного высказывания, но затем под напором собственных чувств уже неспособен дозировать свою эмоциональность, не в силах ограничиваться констатацией и распаляет себя и своих читателей все новыми и новыми выплесками горя и вины. Хорошо, если в этой ситуации шока рядом есть посредник, отслеживающий публикации или вообще берущий их на себя. Жгучая потребность в сочувствии, острое желание продлить существование близкого хотя бы через боль, через постоянное говорение о нем – плохой советчик…
В ситуации смерти ожидаемой, вследствие, например, долгой болезни, не менее спорно выглядит демонстрация наигранной бодрости – «он велел, чтобы мы веселились», «он бы не хотел, чтобы мы плакали».
Соцсети дают возможность беспрепятственно выплеснуть все, что наболело, любому. Любому человеку в любой точке мира. И получить ответную волну эмоций и реакций. «Знак» их практически не имеет значения: сочувствие – хорошо, утешительно; хейтерство – тоже имеет потенциал громоотвода, переключая на военные действия с теми, кто посягнул на память усопшего и его доброе имя.
Сегодня в рамках соцсетей сформировалось две стратегии: сдержанное оповещение с просьбой «не беспокоить близких» (это характерно для людей модели «держим лицо и границы») и открытое горевание (свойственное типажу «на миру и смерть красна»).
Соцсети, пожалуй, самая демократичная среда в сегодняшнем мире. Здесь все равны. Но из-за этого мы запутались, потому что поговорка про «что позволено Юпитеру, не позволено быку» утратила актуальность. Каждый из нас чувствует себя публичной персоной – и пытается действовать соответствующим образом.
В случае смерти правящей персоны или членов ее семьи оповещение огромной аудитории – часть протокола и реализация негласного договора: правитель – гарант безопасности страны, тяжелые происшествия в его жизни могут прямо или косвенно угрожать этой безопасности, поэтому народ имеет право знать, что происходит, и видеть живую реальную реакцию, чтобы убедиться, что жестокое потрясение не сломало правителя и он в состоянии справиться со своими обязанностями.
А что же мы – «простые люди»?
Кто-то из нас подражает «непростым» и пользуется возможностью поднять свой статус, подобно им, оповещая о значимых событиях через соцсети.
Кто-то из нас любит проникать в ленты «непростых», с энтузиазмом комментируя их посты. Так ведь тоже поднимается статус – ты написал соболезнование самой/самому!
Кто-то из нас не в силах удержаться от искреннего выражения сочувствия: известный человек – артист, король, президент, писатель – для нас свой, родной, даже если не подозревает о нашем существовании. Мы ведь читаем о нем, смотрим на ТВ, знаем о нем все. Мы для него – чужие и посторонние, малозначимые, если не считать наших «лайков». Но нам важно в трудную минуту быть рядом.
Кто-то из нас не в силах справиться с этим ощущением «я никто в твоей орбите» – и острая обида от того, что наше горячее сочувствие не встречает ответа, может спровоцировать желание написать гадость, чтобы хотя бы так повысить свою значимость и привлечь внимание.
Наконец, среди нас есть люди, чьи френдленты состоят из реальных друзей. И тогда сообщение о трагедии – это необходимое информирование с дополнительным комментарием о том, какая реакция уместна («просто сообщаю», «сообщаю и предлагаю сообща вспомнить о том, кого мы потеряли», «сообщаю и прошу не предлагать «держаться»), а также возможность совместного проживания утраты.
Как нам стоит поступать
Ситуация переживания смерти чудовищно сложна в том числе тем, что одновременно с прагматичными задачами человек переживает горе. Его душит боль, разрушает гнев и вина, сотрясает беспомощность. И даже в простой попытке как-то описать словами случившееся его захлестывают эмоции. В своей беде человек – оголенный нерв, и мало кто из нас способен долго сдерживать себя на публике.
Одно дело – пережить несколько часов на виду у всех. Другое дело – получить в свое распоряжение неконтролируемый канал выплескивания своего страдания и подсознательной надежды на сочувствие и утешение.
И тогда начинается чудовищное шоу в прямом эфире, трансляция осознания и переживания горя в реальном времени. Кто удержится? Кто устоит? И кто позже не пожалеет о предельной исповедальной откровенности перед множеством незнакомых людей, лишь некоторые из которых посочувствуют искренне…
Чем сложнее и противоречивее обстоятельства смерти и чем сильнее боль и гнев, тем больше желание объединиться с этим множеством людей, а может быть – и сбросить гнев в перепалке с теми, кто посмеет высказаться в адрес скорбящих. И вот уже новая тенденция – горевать вместе.
Соцсети искушают – но они же предоставляют и необходимые инструменты для борьбы с искушением.
В ситуации, когда контролировать себя крайне сложно, имеет смысл использовать две тактики: с помощью настроек конфиденциальности выбрать аудиторию, а еще назначить посредника, который возьмет на себя общение в соцсетях.
Тон сообщения зависит в первую очередь от обычной интонации, которую человек выдерживает в своих постах. Если человек привык быть сдержанным, сообщение о беде тоже имеет смысл сделать максимально сухим и лаконичным. Если он обычно откровенен, задушевен и искренен – выдержать доверительную интонацию, но по возможности ограничить объем текста. В противном случае неожиданный контраст создаст тот самый когнитивный диссонанс и вызовет не столько сочувствие, сколько нездоровое любопытство чужих посторонних людей.
Поскольку выражений соболезнования и предложений помощи может быть много, отвечать на каждое совершенно не нужно. Достаточно спустя удобное время (допустим, после девяти дней) написать пост с короткой благодарностью всем, кто не остался равнодушным.
Имеет смысл доверить модерацию комментариев доверенному лицу. Пусть этот человек удаляет возможные провокации в виде хейтерских мнений, насмешек или комментариев, унижающих память покойного или его близких. Удалить – достаточно. Читать и тем более хранить – не нужно. В этом нет никакого конструктива, зато боль, гнев и обида могут стать последней каплей, «срывающей крышу».
Чего делать не следует – в интонациях, формулировках, выборе слов, реакциях, количестве подробностей, степени откровенности?
Здесь стоит принять за правило простую технику. Записать в «чужие и посторонние» абсолютно всех френдов и подписчиков. И в своих высказываниях исходить из того, чего бы вы ни за что и никогда не рассказали «чужим и посторонним».
Человек, переживающий горе, уязвим, откровенен и накален примерно в той же степени, что человек в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения. В таком состоянии лучше думать, что друзей вообще нет, чем что каждый оказавшийся рядом – друг. В буквальном смысле сесть на руки, чтобы не писать ничего сверх.
Если есть малейшее будоражащее желание сорваться и удариться в душевный стриптиз – принять простые технические меры: отключить и отдать кому-то на хранение телефон. Выйти из профиля.
Это – тот случай, когда совершенно не нужно думать об ответственности перед френдами, с которыми уже установились достаточно теплые и неформальные отношения. Они поймут и не осудят. При необходимости, в дальнейшем с ними можно будет связаться «в личке». Мы никому ничего не должны в этой предельно трудной ситуации. Она отменяет все правила обычной взаимной вежливости.
Безусловно, в такой коммуникации есть не только дополнительный стресс, но и, пусть крошечная, возможность терапевтического проговаривания горя. Если пальцы так и горят от желания выплеснуть боль именно посредством печатания букв, стоит установить дополнительный фильтр: ограничить настройки конфиденциальности только собой, переведя страницу в закрытый «подзамочный» режим дневника для одного человека, либо писать в специально созданном файле. Скорее всего спустя время не будет сил даже перечитать это, не то что публиковать для неограниченной аудитории.
К слову, не меньше неловкости испытывают люди, столкнувшись с необходимостью как-то отреагировать на известие.
Ставить плачущий «смайл», «плюс/крест», точку или многоточие, писать «держитесь» или «сил», ограничиваться сухим привычным «соболезную»? Да, делать все это лучше, чем не делать ничего, если вами действительно движет не только острое сочувствие, но и сознание необходимости хотя бы формального выражения сочувствия. Впрочем, в рейтинге наихудших реакций на первом месте стоит как раз «держитесь», которое лишний раз парадоксально напоминает страдающему человеку о том, насколько он одинок и предоставлен самому себе.
Если ушедшего человека вы знали лично или заочно, всегда можно написать пост на своей странице – маленький личный некролог. Тогда его близкий, уже немного придя в себя и набравшись сил, возможно, захочет позже прочесть эти слова и будет тронут.
Терять человека больно. И перед этой потерей каждый одинок в своем страдании. Но… Помните, как заканчивается повесть Галины Щербаковой «Вам и не снилось»? «А со всех сторон к ним бежали люди. Как близко они, оказывается, были…». Пусть этикетные правила и нормы соцсетей все еще устанавливаются, пусть в этом вавилонском смешении отменяются и видоизменяются привычные ритуалы, главное остается: способность поддержать в горе и право на поддержку.
Эксперт:
практикующий психотерапевт, кандидат психологических наук, эксперт Первого и других телевизионных и радиоканалов, эксперт Forbes, управляющий партнер Центра образовательной кинесиологии, автор и ведущая тренингов «Встань и иди», «Ловушки любви», «Жизнь после предательства», «Секс, гормоны и рок-н-ролл».Личный сайт автора: luciasuleimanova.ru
Личный сайтФото: Getty Images