Даниэль Донской: от немецкого священника до любовника принцессы Дианы

Marie Claire: Даниэль, вы прекрасно говорите на четырех языках — русском, немецком, английском и иврите. Поэтому не могу не спросить, как так вышло?

Даниэль Донской: Я родился в Москве в 1990 году. Потом началась перестройка, и мои молодые родители захотели увидеть мир. Папе предложили работу в Новой Зеландии, но бабушка с дедушкой были против. «Если вы туда переедете, мы в жизни вас не увидим», — говорили они. А потом у нас появилась возможность уехать в Германию и мои детские годы я провел в Берлине.

Бабушке я обязан своим знанием русского языка. Она учила меня писать и читать, познакомила меня с Пушкиным. Я думаю, вы понимаете, что последнее, что хочется ребенку после школы — это играть на фортепиано и учить русский язык. Но сегодня я очень благодарен бабушке. Ведь без знания языка очень сложно найти подход к искусству другой страны.

Когда мне было 12, мои родители развелись, и мы с мамой и ее новым мужем уехали в Израиль. Вдруг я оказался на Ближнем Востоке в совершенно иной культуре. Там было очень жарко и очень шумно. К тому же, в Израиле удивительное смешение национальностей и религий — туда приезжают люди со всего мира. И все эти евреи, мусульмане и христиане живут вместе. Так что это был очень интересный опыт. А еще в Израиле много русскоговорящих, поэтому родной язык я не забывал.

И все-таки накануне совершеннолетия вы вернулись из Израиля в Германию. Почему? У вас появилась какая-то цель или просто захотелось почувствовать свободу, посмотреть мир?

Точно как вы сказали — я хотел чувствовать себя свободным человеком. Так получилось, что в Израиле всех моих друзей, которым исполнилось 18 лет, призвали в армию. А у меня был немецкий паспорт, поэтому мне не нужно было служить. И тогда я стал думать, что делать дальше. Я чувствовал, что меня тянет уехать куда-то, но не мог понять куда. Думаю, мне было все равно — хоть в Америку, хоть в Африку. Мне с детства казалось, что мир такой огромный, его непременно нужно посмотреть. В 18 лет я особенно остро чувствовал, что если я остаюсь на одном месте, то что-то пропускаю. А жизнь проходит мимо. Поэтому для начала я решил вернуться в Берлин, по которому очень скучал.

Но едва я приехал в Германию, как понял, что мне и этого уже не достаточно. Нужно ехать дальше. С тех пор эта идея проходит через всю мою жизнь.

Чем же вы занимались в Берлине?

Как ни странно, поступил на биологический факультет. В то же самое время меня пригласили работать моделью — так я побывал в Париже, Милане и Южной Африке. Потом я устроился барменом в берлинский сквот, расположенный в центральном районе Митте. Там жили и работали творческие люди. И тогда я начал понимать, что меня тянет к искусству. Так что вскоре я получил стипендию в одной из лучших театральных школ в Лондоне и начал учиться там. 

Но вы не только актер, а еще и музыкант. Насколько мне известно, музыкой вы начали заниматься еще в детстве…

Да. Моя мама играет на гитаре. Недавно я нашел архивное видео 1988 года — отрывки из документального фильма о том, как студенты собирали картошку. И там в кадрах моя мама пела песни под гитару. Так круто было это увидеть! А еще мама ездила на Камчатку, где играла для солдат на корабле. Жизнь бабушки вообще всегда была связана с музыкой — она работала преподавателем в московской музыкальной школе. Поэтому в нашей семье все было так, как в советских фильмах: приходили гости, все доставали гитары и начинали петь песни. Это производило на меня невероятное впечатление. А еще я понял, что не обязательно быть профессиональным музыкантом, чтобы петь. Каждый человек может выразить себя с помощью музыки, ощутить связь с другими людьми. Ведь музыка нас всех объединяет.

В детстве я любил слушать с мамой песни Долиной и Никитиных, позднее услышал Высоцкого. Периодически у нас дома звучали и голоса западных исполнителей. Того же Стинга, к примеру. А еще у меня всегда была особая любовь к госпелу (жанру духовной христианской музыки). До сих пор не знаю почему. Мне просто нравятся эти женщины с космическими голосами. И, конечно же, классическая музыка! С 5 лет я слушал Рахманинова и играл Чайковского и Шопена на пианино. Вот такая странная музыкальная комбинация получается.

На сегодняшний день с удовольствием слушаю R'n'B и хип-хоп.  Вот наткнулся на русских музыкантов Face и Pharaoh — мне нравится.

И все же, одно дело — исполнять песни под гитару на семейных вечерах, и совсем другое — выходить на сцену со своей собственной музыкой. В какой момент у вас появилось желание поделиться с миром своим творчеством?

Вообще-то я сочинял музыку с самого детства. Но вот желания делиться ею с миром у меня не было долгое время. Для меня музыка была чем-то вроде «личного рая». Когда я приходил домой со съемок, то садился за пианино и начинал играть.

Но три года назад со мной произошел один интересный случай.

Меня впервые в жизни пригласили на немецкое ток-шоу. Чтобы попасть на съемки, мне нужно было добраться из Лондона в Кельн. Шел сильный снег, поэтому рейс отменили, и я пересел на поезд до Брюсселя. К тому моменту, как я добрался до Бельгии, началась снежная буря. Единственным вариантом, как попасть в Кельн, оставалась машина. Тогда я арендовал автомобиль, сел за руль и помчался на съемки. В результате опоздал на 45 минут. В том ток-шоу также принимала участие греческая певица Нана Мускури. После съемок ко мне подошел ее продюсер от Universal Music в Германии и сказал: «Слушай, мы за тобой следим уже довольно долго, почему ты музыкой серьезно не занимаешься?» А потом добавил: «И чего ты ждешь?»

И я вдруг решился. Через год выпустил свой первый EP (мини-альбом) и отправился в тур. Никогда не забуду мой первый концерт и то фантастическое ощущение, когда ты стоишь на сцене перед полным залом, который знает твои песни и поет вместе с тобой.

Мурашки по телу!

Как вы пишете музыку? Что рождается первым — мелодия или текст?

С каждой песней по-разному. Вот, например, трек «24», который недавно вышел, появился волей случая. Было около 4 часов утра. Мы сидели у меня дома вместе с продюсером, разговаривали о свободе, и о том, что такое «кайф». Ведь даже в современном либеральном обществе мы не такие открытые и свободные, как хотелось бы. В какой-то момент я сел за пианино, и у меня в голове возникли слова: «I know it better than any of you do…». Вслед за текстом родилась мелодия, я начал ее наигрывать. Продюсер услышал и сказал: «Классно, давай дальше». То есть все случилось очень спонтанно.

А вообще я всегда пишу очень много текстов. Когда что-то происходит со мной или людьми вокруг. Например, захожу я в кафе и вижу парочку, которая не разговаривает друг с другом. И начинаю думать: интересно, почему? Что случилось? Кто кого обидел? Какие чувства сейчас испытывает каждый из них? Так рождается история. 

С самого детства я был эмоциональным и чувствительным ребенком. Это тяжело, особенно в подростковом возрасте, когда ты не хочешь ничего чувствовать — ты хочешь, чтобы тебя просто оставили в покое. И я долгое время отрицал свою эмоциональность. Боялся впустить эти сильные эмоции в свою жизнь. Потому что в современном обществе это по-прежнему считается слабостью. Особенно в отношении мужчин. Я думаю, что это неправильно. Быть в гармонии с собой, позволять себе чувствовать, испытывать эмоции — это важно для любого человека. Без разницы, мужчина ты или женщина.

Любопытно, что трек «24» вы написали во время карантина. То есть песня о страсти и физической близости появилась, когда мы все находились в социальной изоляции, вдали друг от друга. Почему?

Думаю, за карантин я осознал, что очень нуждаюсь в людях вокруг. Мне очень не хватало общения, а также других вещей, которые стали недоступны из-за физической дистанции (смеется). Так появилась песня о том, что я сам хотел прочувствовать — закрыть глаза и мысленно оказаться в моменте, который приносит мне удовольствие.

То есть вы все-таки социальный человек, не одиночка?

Не совсем. Когда я на работе — да. Но в свободное время я очень люблю находиться в одиночестве. Из-за этого я и живу один. Мне нравится, что у меня есть возможность прийти с работы, включить радио, ходить по квартире, играть песни в свое удовольствие. Но в то же самое время, не могу представить своей жизни без друзей, которые у меня разбросаны по всему миру. И мне все время хочется их видеть.

Если говорить о вашей актерской карьере, то прорывом можно считать «Святого Майка» — немецкий комедийный сериал про афериста, притворяющегося священником. Когда я смотрела его, меня не покидала мысль, что вы удивительно органичны в этой роли. То есть вы, Даниэль, явно не мошенник и не преступник. Но в чем секрет — в актерском мастерстве или в том, что вы действительно в чем-то похожи на своего персонажа?

Конечно, у нас изначально было что-то общее: мы из Берлина, приблизительно одного возраста, и оба хотим чего-то достичь. Но Майк остается в душе «маленьким ребенком», которому не досталось родительской любви. Он все время хочет что-то доказать окружающим. А вот это вообще не про меня. Я вырос в любящей семье и привык доказывать что-то только самому себе.

Когда я учился актерскому мастерству, мы посвятили много времени этюдам на тему животных — и с тех пор, начиная работать над новой ролью, я всегда стараюсь сопоставить своего персонажа с каким-то зверем. Мне кажется, Майк — это лось. Но не обычный лось, а тот, у которого нет одного рога. Так что он не может сам за себя постоять.

У вас есть роль мечты?

Всегда хотел сыграть злодея в «Джеймсе Бонде». С самого детства, когда я смотрел о нем фильмы, то болел за антигероев. С Бондом все понятно: он хороший, у него все получается.  А у злодеев были увлекательные истории. Например, у одного из них не было половины лица. Что с ним случилось? Кто он вообще такой? Это действительно интересно.

Но самая большая мечта — сняться у моего любимого режиссера Даррена Аронофски. Мне кажется, я смотрел каждый его фильм раз по тридцать. «Реквием по мечте» — это великое искусство.

Иронично, что в этом году до эпидемии «короны» вы успели сняться в «Короне». Вы сыграли офицера Джеймса Хьюитта, у которого был роман с принцессой Дианой. Знали ли вы что-нибудь об этом человеке до того, как вас утвердили на роль?

Разумеется, я слышал разговоры о том, что именно Джеймс — настоящий отец принца Гарри. Вот, пожалуй, и все. С английской монархией я был мало знаком. Мне прислали много документальных фильмов о Джеймсе Хьюитте. И когда я их смотрел, то пытался понять: кто он такой, как он двигается, насколько он чувствует себя свободным. Интересно было также увидеть архивные кадры: на них Диана всегда стоит очень близко к Джеймсу. И на каждой фотографии видно, каким открытым человеком он был тогда. В том, как Джеймс держит себя, чувствуется уверенность. Это интересное наблюдение помогло мне лучше понять моего персонажа.

Готовясь к роли, вы думали, с каким животным можно сопоставить Джеймса?

Мне показалось, что Джеймс Хьюитт — это рыжий кот. Его, как любого кота, трудно понять. А вот сам он точно знает, чего хочет.

На ваш взгляд, почему Джеймс пошел на отношения с публичной фигурой и замужней женщиной, за которой следил весь мир?

Думаю, если у человека настоящие чувства, он может вести себя очень нерационально. Мы все так делаем. Читая про Диану и Джеймса, я убедился в том, что они действительно любили друг друга. У них была как эмоциональная, так и сексуальная совместимость. Для меня это все объясняет. По своему личному опыту я знаю, что если я испытываю сильные эмоции и чувства, то могу поступить крайне иррационально.

Как вы сами относитесь к изменам?

Знаете, конечно, в изменах есть свой драйв. Потому что ты делаешь что-то, что запрещено. К тому же, не уверен, что я верю в моногамию, в одну любовь на всю жизнь. Но я думаю, что если ты находишься в отношениях с кем-то, и тебе захотелось кого-то другого, нужно задать себе вопрос: откуда это желание? Чего мне не хватает? В отношениях вообще важно быть честным, потому что ложь токсична, она все отравляет. Так что сначала нужно закончить одно, а потом отправляться на поиски чего-то другого. Когда ты не в отношениях, ты можешь делать все, что хочешь. Поэтому, может быть и лучше быть свободным (смеется).

Вы рассказывали, что на съемки «Короны» вы попали в свой день рождения? Это был самый первый съемочный день?

Да. Я зашел в трейлер и сразу увидел Хелену Бонэм Картер, которая читала свой сценарий. А рядом с ней сидела Оливия Колман. Сколько себя помню, всегда ею восхищался. И тут Оливия оборачивается, говорит: «О, это ты играешь Джеймса!», походит ко мне и обнимает. Да, это было до пандемии — еще можно было всех обнимать (смеется). И в тот момент мне стало очень хорошо.

Знаете, я вообще заметил, что актеры, которые находятся в профессии уже 30-40 лет — самые приятные. Сегодня никто не хочет работать со «сложными» людьми, все хотят работать с теми, кто симпатичен и не высокомерен.

Например, когда я работал в театре, в нашей труппе была 87-летняя актриса, которая всю жизнь играла на сцене. У нас было небольшое помещение, частично закрытое на ремонт. Поэтому после спектакля мы переодевались и пили красное вино в одной общей гримерке. И эта пожилая опытная актриса без всяких капризов делала то же самое с нами вместе. Она говорила: «Я не старею, потому что я живу, как свободный человек. Что я могу себе „купить“ на свою „Эмми“ или „BAFTA“? Все, что мне нужно, — это кайф от жизни. И я его получаю, потому что работаю».

Здорово, что вы начали говорить про театр. Как раз об этом хотела вас спросить: помимо кино вы ведь играли на театральной сцене? Знаете, есть мнение, что без театра настоящему артисту нельзя. Ведь это постоянный тренинг. В отличие от кино тут нет второго дубля. Если что-то не получилось с первой попытки, «переиграть» не получится. Согласны?

Это действительно так. Я вообще всему научился в театре, не в школе. Моя первая роль была на Вест-Энде. Но я был во втором составе на двух ролях. То есть если кто-то из актеров основного состава не мог играть, я должен был его заменить. Первые две недели никто не болел. А потом вдруг за 10 минут до очередного спектакля мне сказали, что сегодня играю я. И у меня в голове начался полный кошмар: я же ничего не помню — что говорить, куда идти? И как вы сказали, ты не можешь остановить спектакль и спросить у режиссера, что делать дальше.

Получилось действительно забавно: это была комедия, но даже она превратилась в какой-то сюр. Например, мой персонаж должен поймать предмет левой рукой, а я по ошибке поднимаю правую, и он пролетает мимо меня с другой стороны. Конечно, потом на меня долго злились режиссер и продюсеры, но публика ничего не поняла, поэтому смеялась еще громче, чем обычно. Уже тогда я понял, что очень люблю театр и работал затем на разных английских сценах. Одним из любимых мной проектов был спектакль «Стеклянный зверинец» по Теннесси Уильямсу в престижном Ноттингемском театре.

Что все-таки ближе — кино или театр?

К сожалению, в настоящий момент у меня не остается времени на театр из-за кинопроектов. Уже два года я не выходил на сцену в спектаклях, и мне этого очень не хватает. Все внутри горит — хочется на сцену. Но театры сейчас же вообще не работают — ни в Англии, ни в Германии. И вообще не понятно, что будет дальше.

Что ж, будем надеяться, что в скором времени все откроется, и вы вновь сможете выйти на сцену. Может, как музыкант? Кстати, ждать вас в России с концертом?

Обязательно! Я начал планировать концерт в России еще в конце прошлого года: мне позвонили продюсеры одного из московских фестивалей и предложили выступить у них. Я согласился, но из-за пандемии все отменилось. Сейчас мы работаем над туром 2021 года, в рамках которого хотим приехать в Москву и Санкт-Петербург!