Однажды прекрасный принц встретил на улице города обыкновенную девушку и… Еще несколько десятилетий назад никакого продолжения этой истории, скорее всего, бы не было. Но время идет, устаревшие табу уходят в прошлое — настолько, что даже такие традиционные институты, как европейские монархии, уже не идут против веяний нового времени. Редактор американского Vanity Fair и котрибьютер The New York Times Майкл Джозеф Гросс рассуждает на страницах издания Town&Country о том, как же невесты и женихи «из народа» помогли современным монархиям и дальше процветать в наш республиканский век.
Когда Харальд встретил Соню
Юной девушке из Осло по имени Соня было всего шестнадцать, когда на общегородских соревнованиях по гребле она привлекла внимание молодого человека по имени Харальд Глюксбург, влюбившегося в нее с первого взгляда.
Именно так начинается одна из версий истории знакомства короля и королевы Норвегии. По другой, Харальд встретил Соню на приеме, когда обоим было по 22 года. Из одной легенды в другую меняются декорации и временные промежутки, но одно остается незыблемым: это была любовь с первой секунды. Их роман начинался и развивался поистине сказочно — и оставался бы таким, даже если бы Харальд не был прекрасным принцем, а Соня — норвежской Золушкой.
И все же ни одна сказка не обходится без злодеев — жестокой мачехи, например, или старой колдуньи. В истории любви Харальда и Сони эту роль на себя взял отец юноши — король Улаф V, который и в страшном сне не мог представить, что его сын женится на простолюдинке. Его Величество надеялся, что наследник пойдет по его стопам и возьмет себе в жены принцессу из соседнего королевства — совсем как он много лет назад сделал предложение своей кузине Марте Шведской.
Все развивалось, как в классической драме. По закону, престолонаследник не мог жениться без одобрения и санкции Суверена, а тот-то как раз не спешил давать разрешение. Но преданность и настойчивость наших главных героев оказалась сильнее непримиримости отца-злодея: девять лет влюбленные боролись за свое счастье, устраивая себе тайные встречи и надеясь, что в один прекрасный день их любовь победит. Так и вышло. Улаф сдался. В 1968 году Херальд и Соня поженились, а в 1991 году влюбленные взошли на престол (читайте также: «Харальд и Соня: четверть века на троне, полвека любви»).
Желание и ответственность
Подобно стратегии в шахматной партии, браки между представителями королевских династий испокон веков заключались во имя каких-либо политических выгод. Разумеется, некоторые женились на простолюдинах (морганатические браки были придуманы не вчера), и все же большинство повиновалось строгим королевским правилам и жестоким дворцовым табу.
Вспомним, как в 1936 году король Эдуард VIII отрекся от британского престола ради того, чтобы взять в жены разведенную американку Уоллис Симпсон. Любовь короля навлекла на всю Британию тягчайший конституционный кризис, который не преминул напомнить о себе, когда сестра королевы Елизаветы II горячо полюбила разведенного капитана Питера Таунсенда. «Безответственность» Эдуарда обрекла всех остальных членов королевской семьи соблюдать образцовое поведение. А если кто-то отказывался — то на этот случай в поддержку Суверену всегда был недружелюбный Парламент. Собственно, именно законодатели и заставили принцессу Маргарет публично отказаться от затеи выйти за Таунсенда (читайте: «Принцесса Маргарет: звезда и смерть первой красавицы Британского Королевства»).
И она послушалась — отчасти потому, что этот брак сделал бы простолюдинкой и ее саму. Позднее, когда Маргарет будет выходить замуж за фотографа Энтони Армстронг-Джонса, некоторые европейские монархи даже проигнорируют королевскую свадьбу. Почему? Как потом объяснит один из королевских обозревателей тех лет — «потому что принцессы должны выходить замуж за принцев, а не за фотографов».
Впрочем, несмотря на печальную судьбу, за одно поблагодарить принцессу Маргарет и Энтони Армстронг-Джонса все же можно: с того момента строгое правило о недопустимости мезальянсов начало давать первые трещины. Позднее в британской королевской семье появятся Марк Филлипс, Сара Фергюсон и Софи Рис-Джонс, а с 2011 года простолюдинка будет официально претендовать на роль королевы-консорта.
Но если вы возьметесь вообразить себе королевскую пару, которая нарушила бы все возможные табу — относительно расы, социального положения, религии, гендерных ролей и даже профессий, — то можете смело вспоминать главных героев сегодняшних хроник, принца Гарри и Меган Маркл. 19 мая 2018 года британский принц из известнейшей династии Виндзоров взял в жены разведенную актрису неангликанского вероисповедания, занимающуюся временами политическим активизмом и выкладывающую в соцсети свои селфи с обилием эмодзи.
Когда в 2016 году Гарри и Меган только начинали встречаться, против рыжеволосого Виндзора были применены абсолютно все старые законы о недопустимости неравных браков. Но Гарри был непоколебим. Всего через месяц после того, как их с Меган заметили вместе, Кенсингтонский дворец опубликовал беспрецедентное заявление от имени Его Высочества, гласившее, что «девушка стала объектом ненависти и харассмента». В документе также резко осуждалось то, как Меган «опорочена на первой полосе национальной газеты» и как в ее адрес опускаются расистские и сексистские замечания. Тогда же принц Гарри справедливо предположил, что теперь комментаторы запоют о том, что, мол, «это цена, которую Меган придется платить» и что «это часть игры». Но принц так не считал: «Это не игра. Это ее и его жизнь».
Это был очень смелый шаг, который, однако, повлек за собой широчайший общественный резонанс. Многие задавались вопросом: не является ли право королевских особ на личную жизнь общественным достоянием? И как, в конце концов, союз Гарри и Меган отразится на нации в целом?
Во Всеобщей декларации прав человека ничего не сказано о неприкосновенности личной и семейной жизни принцев и принцесс, однако заявление Кенсингтонского дворца жирно подчеркнуло, что это право у них есть и его нужно уважать. В каком-то смысле слова принца можно даже расценить как тираду о том, что его отношения с Меган, по сути, куда более демократичны, чем весь остальной мир.
Настоящая любовь
За последние полвека союз аристократов и простолюдинов не просто перестал быть чем-то исключительным. Это стало нормой. Из десятерых наследников существующих монархий только один, наследный принц Лихтенштейна Алоиз, взял себе в жены женщину примерно равного себе положения — графиню Софию Баварскую.
История о том, как всего за два поколения простолюдины вошли практически во все королевские семьи Европы, развивается по сценарию, по которому в принципе происходят все значительные социальные изменения. Мы имеем дело с никем не выверенной, но очень органичной последовательностью личных выборов отдельных людей — в данном случае выборов жить, как велит сердце, а не протокол. Вне системы, это просто несколько важных решений, имевших место в разных странах в разное время. Но если взглянуть на картину глобально, то все эти решения, которые к тому же всегда становились достоянием общественности, сформировали новую платформу для последующих поколений, которые отныне смогут все чаще выбирать чувства, а не долг.
Любовь порождает любовь. И если мы говорим о современных монархиях, то этот замечательный тренд зародился в Скандинавии.
Летом 1999 года одна «мать-одиночка, родившая сына от наркодилера» (так ее потом стали называть в газетах) отправилась на концерт в Кристиансанне (Норвегия) и встретила там симпатичного молодого человека. У Метте-Марит Тьессем Хейби действительно был внебрачный сын. А еще она никогда не училась в колледже. И ее работа оставляла желать лучшего. Но девушка была мила, красива и, как и все, просто любила веселиться, иногда получая удовольствие не совсем законными способами.
Человека, которого Метте-Марит встретила на концерте, звали Хокон — и да, он был наследным принцем Норвегии. Сын короля Харальда и королевы Сони, влюбился в очаровательную блондинку так же стремительно, как много лет назад его отец влюбился в его мать. История повторилась, как по спирали: снова мезальянс, снова протест родителей, снова ультиматум влюбленного сына. Правда, ждать девять лет Хокону не пришлось: о своей любви к женщине, которая ни по одному пункту не годилась на роль принцессы, наследник объявил публично уже в следующем году (читайте также: «Кронпринц Хокон: почему будущий король Норвегии ─ наш герой»).
Выбор Хокона имел свои последствия. Рейтинги одобрения монархии в Норвегии упали до минимума, а консерваторы из соседних стран забили тревогу. Вот, к примеру, что в те годы писал один историк из Копенгагена: «Не исключено, что Метте-Марит — это главная угроза датской монархии за последние несколько веков. Как только СМИ в Норвегии свыкнутся с положением у себя дома, на датскую королевскую семью будет надвигаться опасность с севера».
Скептицизм и протесты распространились по всей Скандинавии. Но принц был влюблен.
У Хокона, кстати говоря, в соседнем королевстве был друг по имени Фред. Тот был невероятно красив и умен: учился в Университете Орхуса и Гарварде, служил в армии, путешествовал по Монголии и Гренландии. И встречался с привлекательными женщинами, разумеется. Дамы охотно шли с ним на контакт, но, конечно же, не питали надежд окольцевать повесу. И все же Фреда очень впечатлило решение его друга Хокона — настолько, что он и сам задумался о пересмотре собственного положения. И хотите — верьте в совпадение, хотите — нет, но Фред встретил свою возлюбленную меньше чем через месяц после того, как Хокон и Метте-Марит начали жить вместе.
Простолюдины
Это случилось в Сиднее, на Летней Олимпиаде 2000 года, в самом обыкновенном баре. «Это Фред. Он из Дании», — такими словами парня представили симпатичной брюнетке из Тасмании по имени Мэри Дональдсон. Позднее женщина признавалась, что после знакомства Фред завяжет с ней романтичную переписку. В одном из писем он даже процитирует Кьеркегора: «Рискнуть чем-то — значит, потерять на мгновенье опору под ногами. Но не рискнуть вообще — значит, потерять себя» (читайте также: «Кронпринц Фредерик: как любовь спасла будущего короля Дании»).
Через год Фред — он же, как вы уже догадались, датский кронпринц Фредерик, — стоял возле своего друга Хокона в роли шафера на его свадьбе. Уже после торжества, во время банкета, норвежский кронпринц еще раз признается своей новоиспеченной супруге в любви такими словами: «Не думаю, что я когда-нибудь был столь слаб и столь силен одновременно, как сейчас. Не думаю, что был когда-либо так же сильно влюблен. С сегодняшнего дня ты не просто мой друг, не просто моя девушка, не просто невеста. Сегодня мы с тобой поженились, а ты стала кронпринцессой Норвегии. Я с нетерпением жду, когда мы начнем работать вместе — вместе с тобой и Мариусом (сын Метте-Марит — прим.ред.). Не могу обещать, что в нашей жизни не будет забот и проблем. Но обещаю, что она будет насыщенной».
К тому времени, как Хокон и Метте-Марит приедут на свадьбу к Фредерику и Мэри, союзы между монаршими особами и простолюдинами будут уже привычным делом и символом всеобщей надежды на лучшую и справедливую жизнь. «Каждый раз, когда чья-то мечта сбывается, мир становится лучше для всех нас. Твой брак, Мэри, это подарок для всего народа Австралии», — сообщалось в одной из газет Сиднея. Как оказалось, это был подарок и для Дании: уже в следующем году рейтинги одобрения монархии подскочили здесь до 82%.
В первую декаду XXI века эти прекрасные мезальянсы распространились по всей Европе. Подобно реактивным самолетам, мгновенно пересекавшим одну земную широту за другой, королевские истории любви стремительно разбивали один общественный штамп за другим. Более того, чем больше было «неправильности» в том или ином союзе (по дворцовым меркам, разумеется), тем более привлекательной пара казалось всему миру.
Старшая сестра Хокона Марта Луиза отказалась от королевского содержания и вышла замуж за писателя Ари Бена (в итоге брак закончился разводом, а принцесса нашла новую любовь в лице настоящего шамана из Голливуда). Наследный принц Нидерландов, Виллем-Александр, женился на аргентинке Максиме Соррегьете Черрути. Ее отец служил министром в правительстве аргентинского диктатора Виделы, но и это не помешало свадьбе. Влюбленные поженились — пусть и с условием, что отца невесты не будет на мероприятии.
В Испании принц Астурийский Фелипе объявил о помолвке с Летицией Ортис, разведенной телеведущей. Шведская кронпринцесса Виктория — наследница престола, между прочим, — открыто встречалась с личным тренером Даниэлем Вестлингом, пока в 2010 году не вышла за него замуж.
И это — только часть списка. «Человеческие чувства всегда будут ломать стереотипы, а правила, призванные обуздать их, всегда будут обречены на провал, — писал один английский колумнист после свадьбы Хокона и Метте-Марит. — Британия — это страна, в которой неправильный или просто „другой“ бэкграунд не должен быть препятствием на пути к счастью. Пришло время для еще одной королевской свадьбы. Я лично убежден, что Камилла принесет в сердца обычных людей больше надежды, чем какая-либо другая сказочная свадьба».
Предсказание этого колумниста сбылось. В конце концов, публика полюбила Камиллу Паркер-Боулз — отчасти потому, что их любовь с Чарльзом и преданность своим чувствам была заметна невооруженным глазом (читайте: «Принц Чарльз и его Камилла: двое против всех»).
Да, у Метте-Марит есть прошлое, и от его «теней» она вряд ли когда-либо избавится. Пресса публиковала фотографии ее бурной молодости, а ее отец женился на стриптизерше, в два раза его старше. И все же они с Хоконом сумели построить прочную семью. Помимо Мариуса, они воспитывают еще двоих детей. Их дочь, принцесса Ингрид Александра, когда-нибудь взойдет на престол — и станет первой женщиной-монархом в Норвегии за последние несколько веков.
За годы в королевской семье Метте-Марит стала символом Норвегии — нельзя не отметить ее роль, когда в 2011 году в стране прогремели страшнейшие теракты. В массовой стрельбе на Утейе погиб сводный брат кронпринцессы, и вся нация соболезновала ее потере. В следующем году она направила свою склонность к риску в нужное русло: от имени одного работника дворца, у которого были проблемы с получением индийской визы (мужчина был гомосексуалистом, что, мягко говоря, не приветствуется в Индии), она инкогнито отправилась в страну, чтобы позаботиться о его маленьких детях, рожденных от суррогатной матери. Она провела в медцентре несколько дней и так и не раскрыла свою личность, никак не переубеждая работников, принявших норвежскую кронпринцессу за няню.
Королевская свадьба–2018
Как сложилась бы судьба современных монархий, если бы Херальд и Соня так и не влюбились? Они подали пример своему сыну Хокону, а тот — своему другу Фредерику. В результате Европу накрыла невероятная по своей силе атмосфера любви и свободы, в которой стало возможно все — даже женитьба британского принца на американской актрисе смешанной расы.
В то время как современные кризисы легитимности власти подрывают саму основу правления одних другими, королевские мезальянсы только укрепили связь между Суверенами и их подданными. В этом смысле брак принца Гарри и Меган Маркл определенно возымел политический эффект.
Пока королевские семьи с удовольствием принимают к себе простолюдинов, европейские монархии защищены от главного порока современной власти — своячничества и клановости.
Каким бы ни было прошлое этих людей, они все равно достойны той удачи, которая на них свалилась. Одна из самых вдохновляющих черт таких союзов — это то, что, в конце концов, большинство из них оказались очень прочными — как раз потому, что они «неправильные» (но никак не вопреки!). Ведь эти истории любви начинались с того, что изначально «плохая совместимость» влюбленных не играла никакой роли.
Оригинал статьи: Town&Country
Фото: Getty Images