Была у моей девушки Наташи одна вредная привычка, можно сказать, порок. Да, многие мужчины сталкиваются с этим. Некоторые не могут с этим мириться, уходят. Некоторые обманывают себя, говорят «моя жена только чуть-чуть, чуть-чуть – нормально, она может перестать есть в любой момент». Но правда-то всем известна – любой порок в женщине во сто крат хуже, чем в мужчине. Позор, можно сказать, для всей семьи... В общем, чего уж тут скрывать, моя Наташа ела. Да, ела.
Вначале мне казалось, что ела не больше других – по праздникам там, в компании. Потом заметил, что иногда стала вечерами перекусывать, типа снять стресс. Потом уж каждый вечер, потом утром. Оправдывалась: это всего лишь кукурузные хлопья, они не калорийные. Потом хлопьев стало не хватать, на сцене появились яблоки, яйца... И как-то все так постепенно, я и не заметил, что она уже сидит на тяжелой еде – котлеты, пельмени, даже эклеры! Где только брала их?
То держится, не ест день, не ест два, а потом все – уходит в зажор. Пельмени с шоколадом. Жареная картошка со взбитыми сливками... с шоколадом. По всему дому кости, фантики, пустые бутылки кетчупа. С утра раскаяние, клятвы: «Это было в последний раз!». Потом опять повторяется.
А тут решила завязать совсем.
Неужели у меня нет силы воли, – говорит. – Завязываю с едой.
Я говорю: Молодец, что ж. Уважаю. Не боишься помереть? Говорят, в небольших дозах еда даже полезна.
Нет, – говорит, – не боюсь, я же толстая! – И ногу показывает: – Видишь?
Нет, – говорю, – не вижу. Получше покажи, где ты тут на ноге толстая?
Она посмотрела на меня, как контрразведчик на иностранца, который возле секретного завода лес фотографирует, – то ли я безобидный идиот, то ли у меня хитрый план. И махнула рукой – что, мол, с меня взять.
Поголодала день, стала вещи перебирать.
Я в этом платье толстая? А в этих туфлях? А с этой сумочкой?
Я говорю: Это игра такая, да? Тогда объясни, что нужно отвечать. Если я тебе уже сказал, что ты не толстая без платья, то каким образом платье может изменить мое впечатление? Если хочешь знать мое честное мнение, в этом платье ты выглядишь более одетой, чем без него. Хотя и не сильно. Так же и туфли не могут делать кого-то худее. Хромее – да...
Такие логичные аргументы привел, все по полочкам разложил, а она плачет: «Я жирная, в этой одежде нельзя мне на люди показываться». В общем, не то я что-то сказал.
А она пошла дальше не есть. Неделю не ест, другую, вялая стала. Я говорю:
Не хочешь ли как-то умеренно питаться, по чуть-чуть?
Нет, – говорит, – так не могу, сорвусь. Личность я или кто?
Потихоньку привыкла Наташка не есть. Я тоже сам стал не дома питаться, книги про еду из дома выкинули на всякий случай – Гоголя, Диккенса, Льва Толстого. Фильмы тоже повыкидывал – «Горько!», «Рататуй». «Молчание ягнят» тоже подальше убрал, мало ли. Но совсем эту тему из жизни не вычеркнешь, на каждом углу пропаганда. Шли по улице, вдруг – бац! – кондитерская! Не успел я ее отвлечь, как она на витрину и посмотрела.
Ох, – говорит, – я кекс успела разглядеть. Посмотри, я не поправилась?
Нет, – кричу, – не поправилась!
Как тебе не стыдно, – говорит. – Я серьезно спрашиваю, а ты даже не глянул на меня, сразу кричишь «нет».
Остановились, я всю ее обсмотрел.
Клянусь, – говорю, – ни в одном месте не потолстела. Как будто даже еще похудела. Не успел подлый кекс с витрины до тебя добраться.
Вроде, успокоилась.
На десятый день на животе кость показалась. Она кричит:
Похудела! На животе похудела! А в других местах еще нет, на попе пока кости не видно и просвет между ногами пока узкий.
Где же узкий? – говорю. – Ты когда ноги вместе ставишь, ребенок на велосипеде может проехать.
Нет, – отвечает, – пока не может, я проверяла. Надо еще худеть, просвет – это сексуально.
Очень сексуально, – говорю. – Я уже промахиваюсь мимо тебя, когда пытаюсь с тобой сексом заняться. По десять минут ищу в кровати, думаю – вот пижама есть, а девушки нет. А потом оказывается, что ты лежишь внутри пижамы, только этого не видно.
Но, худо-бедно, а, есть она все же бросила. Завязала. Я спрашиваю:
Ну что, похудела уже?
Чуть громче, чем нужно, сказал, поэтому ее звуковой волной к стенке прибило и по стенке этой она сползла на пол. За пару минут.
Да, – шепчет, – похудела. Но все еще толстая.
Я говорю: Давай в Геленджик махнем. Развеешься, заодно покажу тебе, как настоящие толстые женщины выглядят. Где твой паспорт? Я билеты закажу.
Она паспорт взяла, посмотрела в него – и опять в слезы.
Такую жирную рожу, – говорит, – нельзя никому показывать. Вот похудею, сделаю нормальное фото, а это кошмар.
И порвала паспорт на мелкие кусочки. И в воздух эти кусочки кинула. И стали кусочки падать на пол. Кусочки. Симпатичные такие, аппетитные кусочки. И смотрит она на них так хищно, чувствую, сейчас сорвется – и все усилия впустую. Паспорт-то можно есть, об этом еще Укупник пел. Но сдержалась. Кругом искушения!
Через сколько месяцев воздержания можно считать, что человек завязал с вредной привычкой? Полгода прошло, как она бросила есть. Победила порок! Казалось бы – живи и радуйся! А она нет, все лежит, встать не может. Говорит: «Заболела я, кажется, надо мне в больницу». Я ее сложил вчетверо, в рюкзак кинул и в больницу понес. Удобно, рюкзак легкий, только погромыхивает. Врачу в больнице нашими достижениями силы воли похвастался. Врач все понял, отправился к ней в палату, из щели между стеной и кроватью вынул и такую речь сказал:
«Еда – это, конечно, зло, и вы очень хорошо сделали, что бросили. Жаль, поздновато. Вы так давно уже травите себя этой самой едой, что организм привык! Подлая еда встроилась во все его процессы. И теперь его лишать еды опасно. Поэтому изредка, нечасто, три-четыре раза в день максимум, нужно небольшие порции проклятому организму подавать».
Вздохнула Наташа, а что делать? Врач ведь – авторитет. И согласилась. Так что теперь по часам эту отраву принимает. Просто запущенный случай оказался. Потому что с раннего детства пагубная привычка возникла – родители недоглядели, ну что уж тут вспоминать. Поняла теперь: не хочешь стать едоголиком – не начинай. От одного пельменя сразу привыкание, хуже героина. А уж если начала, одно остается – контролировать и толстой ходить. Зато живой!
Фото: Getty Images
