В Индию за просветлением: жизнь в ашраме

За счастьем я на неделю лечу в город Тируванантапурам, в 110 километрах от которого среди пальм есть ашрам «Амритапури». Туда из Дубая я летела не в компании наркоманов с дредами, которые обычно заполняют самолеты в Гоа, а с индийцами-гастарбайтерами. Их партиями вывозят на стройку века в Арабские Эмираты. В очереди на паспортный контроль я простояла часа три, хотя прибыл лишь один самолет — из иностранцев в нем была только я и пожилая пара из Испании (они предпочли путешествовать по Индии самолетами, а не поездами и автобусами за девять рупий, где лошади сидят рядом с людьми). Зато в ашрам я доехала с ветерком — на поскрипывающем джипе 1970 года выпуска. Это ашрамное такси, которое я заказала еще из Москвы. Кто бы мог подумать — у ашрама собственный автопарк?! «Несколько лет назад Амма купила машины, чтобы ни от кого не зависеть. Тут я научился водить машину, и теперь это моя сева», — объясняет водитель Рами, молодой парень, который последние шесть лет живет в ашраме. Амма приютила его после того, как в страшном цунами 2004 года погибли его родители, а дом смыло. «У нас еще есть типография, шоколадная фабрика, клиника, прачечная, школа и даже собственный пляж — все, чтобы жить автономно». По индийским меркам Рами, наверное, ас, но я чуть концы не отдала, когда в оживленном потоке по разбитой дороге он мчался по встречной полосе.

«Aum Amritashwaryai Namah», — поприветствовал меня в ашраме необыкновенно длинный блондин в очках и белом платье в пол. Его зовут Гаутам, но на самом деле это просто Брайан из Калифорнии. «Всем своим ученикам Амма дает духовные имена. Мое означает «просвещенный», — объяснил он. В ашраме он живет уже десять лет и занимается связями с общественностью. Бесплатно и добровольно. Во всех поездках по Индии и по миру он сопровождает Амму. Застать ее в ашраме можно два-три месяца в году — все остальное время она путешествует с благотворительной и просветительской миссией. Сейчас она на месте, и к ней, кажется, съехался весь свет. Поэтому первое, что мне бросилось в глаза и, признаться, смутило, — жуткое столпотворение народа в ашраме, хуже, чем в час пик в метро. Совсем не так я представляла себе место, где медитируют и размышляют о смы­сле бытия… Гаутам — мужчина в самом расцвете сил, ему 35 лет, и я не удержалась и в лоб спросила, на что он живет, ведь в ашраме нет товарно-денежных отношений, зарплат, бонусов и прочих радостей цивилизации. «Здесь другой ритм жизни, да и расходов почти нет. У меня есть два платья, еда бесплатная, жилье тоже. Никакие налоги платить не надо. А что еще нужно? — без тени иронии отвечает Гаутам. — Но все-таки пару месяцев в году я бываю дома, в Калифорнии, и подрабатываю учителем. Заменяющим — когда кто-то заболел или прогулял. Заработанных там денег хватает на мелкие расходы. В придачу почти всем, кто здесь живет, помогают родители и родственники». Комнату метров в десять он делит еще с двумя постояльцами — оба из Индии. Меня поселили на стольких же метрах, но одну (150 рупий в сутки, то есть около ста рублей). Хотя здесь приветствуется совместное проживание с кем-то (естественно, одного с тобой пола) — в целях экономии места. Особенно, когда Амма в ашраме и приезжают тысячи человек. В моей комнате на восьмом этаже — торжество минимализма. Железный шкаф, стол, стул и матрас, брошенный на деревянный каркас, на окнах решетка. Горячей воды нет. Зато туалет не на улице. «Хватит капризничать! — сказала я себе. — Ты ехала в ашрам, а не в пансионат «Подмосковные липки»».

На улицу, к людям, я спустилась на лифте. Одна. И зря — на первом этаже индианка, которая тут, видимо, комендант общежития, сделала мне замечание: нехорошо на лифте в одиночку кататься, нужно дождаться, пока туда не набьются под завязку. Электричество нужно экономить!

Teрритория ашрама, которая­ занимает не меньше пяти гектаров, находится на полоске суши между Индийским океаном и Аравийским морем. Со стороны океана — только рыбацкая деревушка и заросли кокосовых пальм. А на другом берегу — огромный комплекс Amrita University, который Амма построила на пожертвования. Других источников финансирования всех ее благотворительных и социальных проектов нет.

Тут везде люди — ходят, болтают, едят, молятся… Дресс-код строгий, почти пуританский — никаких голых частей тела. В почете белый цвет — Амма всегда ходит в белом. У мужчин костюмы a la Стивен Сигал — легкие брюки и распашонки на пуговицах. Или балахоны, как у Гаутама.

За последние годы ашрам так разросся, что стал похож на поселок городского типа с общежитиями, кухнями, столовыми, складом продуктов, огромным залом для собраний и, конечно, храмом, с которого тридцать лет назад все начиналось. Он стоит на месте дома родителей Аммы. При рождении ей дали имя Судхамани («сокровище»), сейчас она известна всем, как Мата Амританандамайи, что переводится с санскрита как «Мать абсолютного блаженства» (или, сокращенно, Амма — то есть «мама» на языке малаялам, на котором говорят Амма и жители штата Керала, где находится ашрам). С детства она вела себя необычно — обнимала людей, пела им песни, и боль с невзгодами как рукой снимало. К ней стали стекаться страждущие со всей Индии, хотя по индийским нормам приличия Амма творила недопустимое — прилюдно обнимала незнакомых мужчин и даже целовала их. К своим 57 годам Амма прижала к груди около двадцати восьми миллионов человек по всему миру. «Почему вы обнимаете людей?» — «Как это объяснить? Это то же самое, что спросить, почему река течет». Но это не просто объятия доброй женщины — мне сказали, что таким образом она передает свою чистую энергию детям (так она называет своих последователей), а с ней приходят очищение и внутреннее исцеление. 

Своим примером она передает высшую истину о смирении, доброте и бескорыстном служении людям. О себе она говорит так: «Я — слуга слуг. Это жизнь для других. Счастье детей является богатством и здоровьем Матери». Амма никого не просит жить в ашраме — для тех трех тысяч человек, которые постоянно «дежурят» здесь, это исключительно собственный выбор. «Живите в городах, работайте, рожайте детей — главное, не забывайте делать добрые дела и помогать бедным», — вот единственное, о чем просит Амма.

Как любого нормального человека, меня мучил вопрос: «А может, это секта?» Почему все эти люди вдруг стали ходить в белом, с блаженными лицами, жить на деньги родителей и трудиться на благо человечества? Может, у себя дома они были неудачниками­, которые сбежали сюда от трудностей? Такие претензии у меня были к американцам, европейцам, русским, которые живут здесь или просто приезжают погостить. Уж очень искусственными мне казались их нарочито счастливые лица — вместо умиления они вызывали раздражение. Чего не могу сказать об индийцах, которые едут в ашрам с семьями, детьми и остаются на выходные или на всю жизнь. Они органичны в этом мире, у них это в крови. Ведь для индусов (людей, которые исповедуют индуизм) наличие гуру и поход в ашрам — обычное дело, которое лежит в основе их веры, эта традиция существует тысячелетиями. В Индии даже неприлично не иметь гуру. Но, поговорив с Аммой и увидев плоды ее благотворительной работы, я поняла, что сектанты такого делать не будут. В ашраме не промывают мозг, не принуждают, не проповедуют аскетизм — все очень мирно и по обоюдному согласию. 

Первое общение с Аммой тронуло меня не то что до слез, а почти до истерики… По пятницам в ашраме проходит сатсанг, когда собираются тысячи людей и задают Амме вопросы, в основном о Боге, о смысле сущего, о любви ко всему живому, а после она поет, вскидывая руки к небу. После трехчасового коллоквиума к ней начинают подходить люди из зала — обниматься. Мне повезло. Сквозь толпу я иду к ней, она смотрит на меня, улыбается… и я начинаю плакать. Ни с того ни с сего. Я сажусь перед ней на колени, она по-матерински прижимает меня к груди, гладит по голове — я, не понимая, что со мной, говорю: «Добрый вечер!» на русском, и она начинает на ухо приговаривать: «Моя деточка, моя дорогая дочка. Мама-мама». По-русски. Я лежу у нее на груди и рыдаю, как младенец. Это длилось минуту от силы, но, казалось, перед моими зареванными глазами пронеслась вся жизнь… Амма потрепала меня за щеку, дала леденец и сверток, в котором был пепел. Потом мне сказали, что это пепел священного для индусов дерева, которое сгорает дотла и остается лишь пыль. Я села в уголок и обливалась слезами еще с полчаса…

Амма, как мать большого семейства, заботится о том, чтобы все были накормлены — часто она кормит прихожан с рук (в прямом смысле слова). Особенно по вторникам — это Meditation Day, или бхаджан. Все собираются в главном храме, Амма разговаривает и поет о Боге, после чего раздает еду: рис с карри и лепешки.

Еда в ашраме исключительно вегетарианская, ее, как в пионерлагере, готовят в больших чанах. Кухни здесь две. Индийская — бесплатная, там дают досу (лепешку с начинкой из картошки или овощей). Европейская — за деньги, но смешные. Там есть и пицца, и паста, и соевые бургеры, и пироги. Стоит все 15 или 30 рупий (то есть 10 или 20 рублей). Естественно, никакого алкоголя и сигарет. Едят все из железных мисок, которые каждый за собой моет и вытирает полотенцем. Вилок нет — только ложки. Но вообще в Индии принято есть руками. То ли от эмоционального потрясения, то ли от вида армейских котлов, но аппетит у меня совсем пропал. На ужине, пока я медитировала над салатом из овощей, тушеными бобами и макаронами с чем-то, ко мне подошла девушка лет семнадцати. Елена приехала из Швейцарии, в ашраме она уже полтора месяца, через неделю — домой, доучиваться в колледже. В первый раз ее привезли сюда родители в четыре года. Они — музыканты, «очень духовные люди». «Я обожаю досу. В Швейцарии страшно скучаю по этим лепешкам», — она помогла мне определиться с выбором. Еду здесь, как я поняла по пустым тарелкам окружающих, оставлять не принято — пришлось через силу затолкать ее в себя.

В ашраме жизнь начинается в пять утра с арчаны. Это часовая медитация в храме (только для женщин), которая сопровождается пением ста восьми имен Божественной матери. Просидеть час в позе лотоса я так и не смогла — ерзала, ворочалась, ноги затекали. Каждое утро с рассветом я, признаться­, ходила туда, как на хороший живой концерт. Пели потрясающе, моя душа им подпевала.

Кроме духовных практик, вроде утренних «концертов», йоги, прогулок к океану (купаться там нельзя — очень большие волны) и чтения «Анны Карениной», я свое время заняла общественно полезным трудом. Здесь приветствуется добровольная работа — сева, но можно бездельничать и медитировать днями напролет. Но народ не сидит сложа руки. Особенно иностранцы — они готовы драить полы в храме, стирать постельное белье в промышленном количестве, сортировать мусор. В храме есть Seva Desk, где вам с радостью дадут выбор из сотен вариантов. Мне на работу помогла устроиться француженка Вани (в миру Дэйзи), ей 29 лет, из которых последние шесть она провела с Аммой. Здесь она главная по тарелочкам. 

Я предложила свою помощь, и оставшиеся шесть дней с семи до десяти утра в компании еще девяти добровольцев строгала по 30 кг помидоров, 50 тыкв, 25 кг лука, 45 кг огурцов, тазиками выжимала сок из лимонов, резала нерафинированный тростниковый сахар, из которого пекут вкуснейшие печенья. Они и составили основу моего недельного рациона. Учитывая, что дома на кухне я готовлю только чай, за первые три часа непрерывной резки я стерла пальцы в кровь. Моими помощницами (точнее, я — их) были в основном французские дамы — божьи одуванчики лет пятидесяти. Они искренне мне обрадовались: «Parlez-vous francais?» «Solo Ingles y Espanol», — честно призналась я. Они искренне расстроились, что кто-то может не говорить на их прекрасном языке, и больше ко мне почти не обращались. Я придумала себе еще одну персональную сева — подниматься на восьмой этаж пешком. Пусть на лифте катаются старики и дети… Еще два раза я напросилась вести класс йоги. На занятие пришла женщина лет пятидесяти — Винея из Чили. Она ветеран в ашраме — живет тут двадцать лет. Рассказала, что пришла тут в чувство после болезненного развода и решила не уезжать. В ашраме она работает в мастерской, делает кукол из ткани — Амму, богов Ганешу, Кришну, Шиву. Еще пришли три пухленькие немки и под моим руководством в первый раз встали в позу «собака мордой вниз». 

Особенное оживление в ашраме бывает по средам, четвергам, субботам и воскресеньям, когда Амма проводит даршаны. В индуизме это означает «лицезреть Бога». Даршан можно получить от великого мастера — в храме ему поклоняются, слушают напутствия, но прикасаться к нему запрещено. У Аммы более женский, материнский подход к даршанам (как, впрочем, и ко всему, что она делает) — она обнимает всех желающих, каждому даст совет и благословение. «Не общение словами, а непосредственное взаимодействие энергиями любви — такой у меня подход к людям», — объяснила мне Амма. Даршаны в «Амритапури» начинаются ближе к полудню и длятся­ до последнего «клиента» — обычно часов до 11–12 ночи. Я стала свидетелем «встреч», на которых собиралось тысячи по четыре человек в день. Все это время Амма не встает с места, не ест и не пьет. Рассказали, что однажды в свой день рождения (27 сентября) она провела даршан на двадцать тысяч человек — уложилась в двадцать два часа (!). Чтобы не создавать давку, Амма придумала выдавать талончики-токены, по ним понятно, когда подойдет твоя очередь — через три часа или десять. На даршанах Аммы можно сидеть часами, как на медитации, и просто наблюдать, как идет нескончаемый поток благостных лиц и люди падают перед великой женщиной на колени.

За неделю послушного исполнения всех ашрамных ритуалов я поняла, что еще не готова к просветлению, не хочу есть из общего котла, спать на матрасе и часами петь мантру «Ом». Меня больше занимают страсти, которые кипели в домах Карениных и Вронских.  

Хочу к маме!

В Индии Амму почитают за святую, в том числе за ее благотворительные и социальные проекты. Она строит школы, университеты, дома престарелых, хосписы для онкологических больных, приюты для детей, больницы, где бедных лечат бесплатно, и передвижные госпитали для самых диких регионов страны, куда раньше не ступала нога врача. В городе Кочин в 140 км от ашрама она построила госпиталь «Амрита», оснащенный самым современным оборудованием, и исследовательский центр, где даже есть кафедра нанотехнологий. Амма восстанавливает деревни после стихийных бедствий, в частности, после цунами 2004 года она почти заново построила деревню, в которой находится ашрам. Она организовала фонд M.A.Math для бедных индийских женщин и вдов, которые после смерти мужей стали изгоями без средств к существованию (обычная для Индии история). Она открыла курсы, где их обучают ремеслам, чтобы они сами могли прокормить себя и детей. Ее образовательные программы и институты, где преподают индийские и иностранные специалисты, считаются образцовыми в стране. Туда принимают детей из малообеспеченных семей, раньше у них такой возможности не было. Ашрамы Аммы разбросаны по всей Индии (около ста), а также в Европе и Америке, где ее последователи ведут экологические, молодежные и социальные проекты.

Амма часто принимает участие в международных конференциях по проблемам экологии, прав женщин, голода в слаборазвитых странах. У Аммы множество известных последователей, в частности актриса Шэрон Стоун, которая принимает активное участие в ее акциях. Всю информацию о жизни Аммы, ее деятельности, ашраме, а также расписание поездок можно узнать на www.amritapuri.org. До «Амритапури» из Москвы удобнее лететь компанией Emirates (www.emirates.com) через Дубай до городов Тируванантапурам (110 км от ашрама) или Кочин (140 км).