Все, что нужно знать о французских женщинах

Эдуард Лимонов

Писатель

22 мая 1980 года я пришел в Paris. Когда я выходил из здания аэропорта имени Шарля де Голля, на сетчатке моего глаза все еще трепетала Настасья Кински, блистательная юная актриса, прилетев­шая в Paris тем же рейсом, что и я. Я уже успел поскан­далить с ней во время посадки.

Парижские женщины оказались маленькими и черными. Они напомнили мне итальянок, а еще грузинок, только французские посуше. Такие себе отощавшие за весну галки. Они, правда, выигрывали после неряшливых в те годы американок (чувяки без задников, бесформенные шаровары, просоленные потом футболки – вот их летняя форма), однако я загрустил. Всего лишь несколько лет назад я расстался с женой-блондинкой и инстинктивно выискивал в уличной толпе blonds. Как бы не так! Blonds было удручающе мало, а те, которые были, часто имели дополнением к белому скальпу внушительный арабский нос. Циничные молодые журналисты, с которыми я немедленно подружился к концу счастливого для меня года – года выхода во Франции моего первого романа, – сообщили мне, что исторически Франция множество раз подвергалась мирным нашествиям волн мигрантов из Средиземноморья. Потому блондинки сохранились как вид разве что в провинциях Бретань и Нормандия к северу от Парижа, да еще в Эльзаc-Лотарингии. «Никаких “миледи” из “Трех мушкетеров” ты не встретишь, Эдвард, не будь старомоден! В Paris достаточно иностранок, у центра Помпиду на рю Бобур в избытке бегают германские девки и скандинавские, да и в Латинском квартале можно познакомиться с такими исчадиями ада, белокурыми бестиями... Эдвард...»

Блондинкой была Шантой, работавшая клерком в префектуре полиции, но она мне не нравилась. Отличный товарищ, много раз меня выручала, продляя мне carte de sejour (вид на жительство), но она мне не нравилась, черт возьми, она напомнила бревно в сарафане. Около года я встречался с настоящей контессой из древнего рода Бур­гундии, контессе было за тридцать, высока, отличная крупная грудь, страстная, но темноволосая! Впрочем, то обстоятельство, что она контесса, возвышало ее до blond. Опускало ее то обстоятельство, что она была алкоголичка, моя Жаклин, впрочем, я прощал ей ее слабость, припоминая нетрезвую Мэрилин Монро, поздравляющую любовника Джона Кеннеди: «Happy birthday, mister president, happy birthday to you!»

Анн Анжели была редакторшей эротического журнала, где публиковались жаркие письма возбужденных женщин. Журнал имел коммерческий успех. Маленькая, тонкая, изящная, в старину сказали бы «грациозная» — вот Анн была эталоном парижской женщины. В ней был один вкус, ни грамма безвкусия. Помню ее синие тени, наведенные под глазами. Я встречался также с ее подругой. Вот подруга, Клер, будучи именно «бревном в сарафане», высокой и с виду неуклюжей деревенской дылдой в платье в мелкий цветок, какие носят консьержки, оказалась магическим даром природы. У нее был еще и дар ясновидения, она нагадала мне жизнь, которую я имею, то есть экзотическую.

Французские дамы обладают любопытным достоинством: в отличие от равноправных американок и презрительных, часто ненавидящих мужчин юных русских женщин, француженки умеют ухаживать за мужчинами. С удовольствием вспоминаю Элен, промокающую меня горячим полотенцем и воркующую при этом хвастливо: «Мы, французские женщины, умеем обращаться с мужчинами. Тебе ведь приятно, Эдвард?» Промокая полотенцем мои интимные места, она произносила целую речь о высоком чувстве гигиены и санитарии, которому с детства обучены женщины. Помню, что тогда я иронически размышлял под полотенцем, что гигиена стала достоинством француженок поневоле, ведь в Париже ужасная сантехника. По крайней мере, так было в те годы.

Ну да, они по большей части черны, как галки, и худы, как палки. Но, спеша на работу через город, похожий на декорации к старой опере, целые поколения парижанок впитывают из этой величавой старинной архитектуры ее обаяние и шарм. Происходит ненавязчивое обучение чувству вкуса — вот что происходит ежедневно. Пусть моделей завозят во Францию из Соединенных Штатов, но у французских femelle есть присущее только им обаяние культуры. Они — как тщательно выверенный сорт цветов: не ярких, не пышных, но удивительно пропорциональных и стильных.

Вадим Глускер

Тележурналист

В Париже вы постоянно будете ловить себя на мысли: «А где же эти элегантные парижанки? Где эта неброская красота, легкий макияж, этот уникальный стиль, черт побери?» Стиль, увы, исключительно в модных бутиках. Город­ в массе своей одет серо. Женщины ходят в стоптанных кроссовках, бесформенных джинсах и вытертых свитерах. Люди по-прежнему хотят видеть парижанку в мехах и кокетливой шляпке, но все это в фильмах Жана Ренуара, а в реальной жизни — все меньше.

Два раза в неделю в каждом квартале Парижа открываются рынки, строго по графику, утвержденному мэрией еще при Наполеоне. И прелесть этих рынков — в публике, которая совершает продовольственный променад. Пожилые дамы в норковых шубах с сентября по май, при полном макияже, с сумками на колесиках, беседующие с продавцами о вечном. Да и не только пожилые, впрочем. Французская женщина все-таки никогда не позволит себе появиться в засаленном халате, открывая дверь сантехнику или соседу, пришедшему за луковицей. Ведь в каждом работнике ЖКХ, не говоря уже о соседе, может скрываться потенциальный любовник.

Французы прекрасны именно этим — удивительной легкостью отношений. Девиз «Вы любите свою жену, но живете с другой женщиной» — это ведь так по-французски! Семья, дети, католическое воспитание… Все это, безусловно, есть в массовом сознании добропорядочного француза­. Но ему все надо, он хочет делать так, чтобы доставлять себе удовольствие. Или хотя бы пытаться. А чего стоит пресловутая французская эксклюзивность! Ведь только здесь, «у нас во Франции», всегда все лучшее. Сами французы создают эти мифы и сами же их культивируют. «Как этот сыр сочетается с этим вином?» Дотошны и женщины, и мужчины, и не дай вам бог нарушить эту псевдоэстетику!

В ней, в этой французской эстетике, кроется принцип французского «д’артаньянства». Французы хвастливы, даже где-то нарочито брезгливы в этом хвастовстве. Их чувству собственного достоинства остается только позавидовать. Когда Марион Котийяр, пытаясь говорить по-английски на церемонии вручения «Оскара» за роль Эдит Пиаф, путается в словах, это так мило и трогательно, что в этот момент и понимаешь, что французский шарм — не просто слово или понятие, это образ жизни.

Конечно, француженки уже не столь женственны. На смену холодной красоте Катрин Денев и обольстительной чувственности Брижит Бардо пришли эмансипированные лидеры социалистической партии. Но имя Сеголен Руаяль скоро забудется, а идеалом французской женщины по-прежнему будут Бардо и Денев. Именно они, а не феминистки конца 1960-х, эмансипировали французское общество. Пересмотрите «И бог создал женщину». Мой великий тезка Роже Вадим, точнее, Вадим Племянников, явно лучше меня знал материал. Конечно — его окружали такие женщины. 

Франсуа-Ксавье Отье

Бизнесмен

Во Франции ухаживание — сложная интеллектуальная игра. Первое свидание — совсем не обязательно поход в ресторан. Гораздо интереснее пригласить девушку, например, на интересную выставку в какой-нибудь небольшой, не очень известный музей. В Париже постоянно столько всего происходит, что такую выставку найти не трудно. А если это будет ресторан, то точно не пафосный, модный, а какое-нибудь уютное местечко, с интимной, располагающей к задушевным разговорам атмосферой и вкусной едой. Дальше мы, вполне возможно, разъедемся по домам. А куда спешить?

Это в Москве, я заметил, люди хотят всего и сразу: подарки, новая машина, свадьба, дети. Во Франции мы очень долго присматриваемся друг к другу, стараемся как можно лучше выяснить, твой ли это человек или нет, прежде чем начинать отношения. Кстати, неплохо, чтобы следующий шаг был за женщиной — возможно, следующее приглашение встретиться поступит от нее. Француженка — вообще крепкий орешек. Если она тебе не написала sms или не позвонила через день-два после свидания, чтобы сказать, как с тобой было хорошо и какой интересной была выставка и правильным ресторан, дела плохи! И еще француженка вряд ли попросит, чтобы мужчина за ней заехал или потом вызвал ей такси — она вполне в состоянии это сделать сама. Когда в ресторане приносят счет, она непременно будет настаивать, чтобы за себя заплатить. Конечно, в итоге платит мужчина, но без этой шутливой борьбы за независимость никогда не обходится — слишком сильно изменил наших женщин 1968 год…

Я приехал работать в Москву десять лет назад. Хорошо помню мое первое свидание с русской девушкой. «Что мы будем делать?» — спросила она, когда мы встретились. Я, мягко говоря, удивился. Я тогда почти не знал вашего города и не говорил по-русски, но культурная программа — выбор ресторана, кино, спектакля — всегда была на мне. Потом я понял, что это свойственно многим русским женщинам — вы предпочитаете, чтобы мужчина брал на себя инициативу и принимал решения. Многим из вас нравится чувствовать себя хрупкими и беспомощными, хотя сами вы такими ни минуты не являетесь. Меня очень умиляют пары — он подарил ей цветы, но сам их несет, потому что букет слишком большой и тяжелый! Французам не свойственны все эти условности, поэтому на свидании с русскими девушками я иногда чувствую себя как на экзамене — я все время что-то должен.

Француженке по большому счету все равно, ездишь ты на стареньком Peugeot, на велосипеде или ходишь пешком. Гораздо важнее, сможете ли вы три часа подряд проболтать за жизнь в тесном бистро. Казанова говорил, что его секрет соблазнения — создать такую атмосферу, чтобы на столе обязательно были хлеб, сыр рокфор и бургундское вино Gevrey-Chambertin. А цветы и подарки будут позже. Еще француженки не пользуются всем этим арсеналом соблазнения, который так любят русские девушки: шпильки, сексуальная одежда и макияж. Вы в России a l’amour comme a la guerre («на любви как на вой­не») — соблазняете постоянно: когда идете по улице, покупаете вещи, работаете. Вы продолжаете соблазнять, даже если уже замужем. И, должен сказать, это действительно ваша сила — умение всегда и везде быть femme fatale! Но главное отличие в том, что француженки консервативны — в своих вкусах, пристрастиях, привычках. Русские женщины непредсказуемы. Вы постоянно меняетесь — так же, как меняется и ваше общество. И это делает вас бесконечно интригующими и привлекательными. 

Евгений Гришковец

Писатель

Когда я говорю о французских женщинах, в голове сразу возникает образ женщины за сорок. Иногда сильно за сорок. Юных красивых женщин в Париже вы не увидите. Об этом нужно забыть раз и навсегда. Нужно ехать к университету, чтобы посмотреть на юных. Молодых в основном видишь в мотоциклетных шлемах, на каком-то мотороллере. Это, наверное, красиво, но лучше бы они шлемы не снимали. Под ним что-то ненакрашенное кудрявое. Очаровательное, замотанное шарфом, в свитере непонятного размера, с сумкой через плечо. Кто-то из моих коллег-парижанок, много старше меня, объяснила: «А зачем мне нужно было до 30 лет делать макияж? Укладывать волосы, интересоваться, какой салон хороший, какой не очень… Я и так была молодая. Даже конопатая. На 20 кило больше — такая булка, но я была молодая и всегда могла найти себе любые приключения».

Мне очень нравится парижское утро, когда парижанка выходит из дома в Шестнадцатом районе или в Сен-Дени. Неважно. Смотришь на эту женщину: где она делала укладку — непонятно. Она идет несколько озабоченно. Вся в себе. Не смотрит по сторонам. За ней легкий шлейф аромата, соответствующего времени года, и, зная московский контекст, думаешь: сейчас она пройдет чуть-чуть и там ее будет ждать машина с водителем. Он выйдет, откроет дверцу… Но она подходит к какому-нибудь маленькому «пежо» или «ситроену», немножко поцарапанному и помятому­, совсем не последней модели. В нем небрежно набросаны­ журналы, свертки, газеты. Садится в машину и поехала. И она прекрасна. У нее, возможно, есть взрослый сын. Такой взрослый, что не ожидаешь такого взрослого от нее. У нее есть любимый внук или несколько внуков. Она очень веселая, но не самая заботливая бабушка. Потому что у нее всегда какие-то дела в ее конторке, или маленьком магазинчике, или маленькой театральной кассе. Но обязательно что-то маленькое и такое же очаровательное, как она сама. У нее очаровательная квартирка — чистая, но неряшливая. Там, может быть, слишком много всего накопилось и все набросано. Новые шторы куплены, а старые еще не сняты. Вот что-то такое чудесное. Она сразу начинает с тобой общаться, глядя куда-то в сторону, параллельно говоря по телефону. Она предлагает тебе сесть. Тут же наливает кофе и хриплым из-за курения и вечных разговоров голосом что-то кому-то объясняет и при этом делает в твою сторону извиняющиеся глаза и какой-нибудь очаровательный жест. Так же, как она не сняла старые шторы, а новые уже повесила, у нее есть новый друг, а со старым она еще не рассталась. У них чудесные отношения. Они могут вместе ужинать.