«Авторка», «режиссерка», «фотографка»: нужны ли нам феминитивы?

Сложнее всего, конечно, нам – журналисткам, писательницам. Авторкам, как шутя, а иногда и на полном серьезе представляются некоторые коллеги.

«Журналистка», допустим, еще ничего: можно употребить в одном предложении со словами «расследование», «горячая точка», «Пулитцеровская премия». У «писательницы» дела похуже, «писательница» – это или про подростков-вампиров, или про оттенки серого. Чиклит: от слов chick и literature, дамское чтиво, книжки для телок.  Для «цыпочек», как предпочитают дословно переводить у нас – и тут становится совсем нехорошо.

«Цыпочки»! Так не сказал бы и Хью Хефнер, нескучной ему преисподней, владей он нашим великим и могучим. Цыпочки! Как же сложно выбрать правильные слова, идешь, как по минному полю. Я еще только начала писать эту колонку, а уже употребила как минимум два Очень Сомнительных Выражения. Точнее: одно слово, одно имя, одну фамилию. Но, может быть, у вас здесь свой счет.

Если кого обидела – простите. Что с меня взять, я всего лишь писательница. Как персонаж детской аудиосказки: «А это Атака Гризли, знаменитая писательница на заборе!» С писательницы – на заборе ли, в Сети или на бумаге – спрос невелик, она существо второсортное.

Писатель – властитель дум, мыслитель, моралист. У писателя борода. У Пелевина, допустим, нет бороды, только темные очки – ну так его почти никто и не видел. Без бороды ты не писатель: Пушкин написал «Пиковую даму», но носил только бакенбарды, так что – поэт. Лермонтов написал «Героя нашего времени», но бороду отрастить не успел, всего лишь усишки, – и тоже поэт. Редкий обратный пример – Татьяна Толстая: у нее нет бороды, но она писатель. Очень тяжелый взгляд, не каждый выдержит.

В моей жизни были моменты полета, когда на вопрос «Как вас представить?» я говорила: «Журналист. Писатель». Но сердечко сжималось. Десять книжек, но все равно – синдром самозванца (читайте также: ««Синдром самозванца»: тайный страх успешных людей и знаменитостей»). Что-то мне подсказывает, что мужчина в этом случае не колебался бы ни секунды. Да и что колебаться, если ты мужчина, да еще и с бородой? Автор, писатель. Литератором назовут недоброжелатели. Слово «литератор» такое отчего-то сомнительное, что от него даже толком не придумаешь феминитива. «Литераторша»? Да лучше уж просто, наверное, ударить с размаху в ухо или голень.

Почему я вообще пишу эту колонку: редакция Marie Claire попросила высказаться на тему употребления феминитивов. Тема локально модная; популярна, например, у моих френдов в Фейсбуке (запрещенная в России экстремистская организация), в основном – у френдесс. «Френдессы» – внезапно отличное, кстати, слово. Нет на нем каиновой печати второсортности, как у «поэтессы», «критикессы», «секретарши». Не знаю, почему так. Потому что женщины как друзья и собеседники определенно не хуже мужчин? А если это стюардессы, например, – так даже интересней. Заметьте, это слово никогда не употребляется как уничижительное, а вот «критикесса» – всегда. И «поэтесса» тоже.

Секретарь, скажем, может быть Генеральным секретарем ООН. А секретарша? Та, что приносит кофе. И губернаторша – это не глава губернии, пусть даже и в юбке, а всего лишь жена губернатора.

Я не в особом восторге от феминитивов, как вы поняли. Но уважаемое мною феминистское издание употребляет слово «авторка». Прекрасная Евгения Беркович упорно называет себя режиссеркой, а Ольга Павлова, себя же – фотографкой. Не вполне понимаю, игра это или все серьезно: думаю, они сами могут озвучить свои мотивы.

Главное слово здесь, по моему скромному мнению, – «себя». Это вообще основное – сам себя человек может называть как угодно, хоть горшком. При этом очень, конечно, желательно, чтобы другие не ставили горшок в печку, а называли ее (или его) именно так, как она (или он) представляется. Это простая социальная гигиена, элементарное уважение к личности, это несложно. И все! Точка, конец дискуссии, дело закрыто.

Как девочка в фильме «Lady Bird», которая придумала себе имя Lady Bird, и все ее так и называли: одноклассники, учителя в монастырской школе (я сейчас довольно неуклюже, но попробовала обойти острый угол, вы заметили?). И ни у кого не было с этим особых проблем, кроме разве что русской зрительской аудитории. Тяжеловато нашим соотечественникам было поверить, что эту девочку, Lady Bird, в школе называли ровно так, как она сама того хочет. Потому что у меня, например, что ни день, то такие диалоги:

– Как вас представить?

 – Катя Метелица.

 – Очень приятно, Екатерина...

Или:

– А как зовут вашего сына?

 – Митя. Дмитрий.

– Нет, Дмитрий – это Дима. А Митя – это... Матвей? Так как дела у Димы, в смысле Матвея?

А вы говорите – автор или авторка, потато или потейто, томато или томейто. Простите, если обесцениваю чьи-то проблемы или попытки обозначить как можно ярче собственную феминность, – тут я как никто за. Но только хотела бы заметить: по последним наблюдениям генетиков, полов у человека не два, а примерно двенадцать. И лишь часть готовы выбрать для себя доминирующие определения «он» или «она». Кому-то, пусть и меньшинству, предпочтителен нейтральный (и весьма уважительный при этом) вариант: «они» и «их».

Право на гендерную неопределенность – такое же право личности, как и право на демонстративную феминность (и, упомянем для равновесия, демонстративную мужественность). В социальной жизни, в выборе одежды, прически и, что самое важное, – на уровне слов. Вот он – вызов для прогрессивного лингвиста.

Они писатель. Они преподаватель. Они автор. Это их авторский текст.