Хью Джекман: «Жена кричала: «Никакой он не гомосексуалист!»

Marie Claire: Финеас Тейлор Барнум – конечно, гениальный персонаж. И он у вас получился. Такое впечатление, что эта роль специально создана для вас, а предыдущие были всего лишь подготовкой. Вам самому понравился результат?

Хью Джекман: О да. Я получил огромное удовольствие. Семь лет назад ко мне пришел продюсер Ларри Марк и рассказал о задумке снять такой фильм. Идея мне понравилась, я сразу увлекся своим уникальным персонажем. Пришлось потрудиться. Я проделал собственное исследование истории шоу-бизнеса. Финеас Барнум был талантливым шоуменом, антрепренером, снискал широкую известность мистификациями, организовал цирк под своим именем.

Вообще, он привлек меня многогранностью. Барнум умело манипулировал вниманием публики. Ему приписывают множество афоризмов, и его цитируют даже журналы мод. Но в нем было и что-то очень простецкое, народное. Если он боролся против чего-то, то боролся отчаянно и не пренебрегал разными уловками – он их называл «веселое надувательство», поэтому немудрено, что его самого часто называли Королем веселого надувательства. Не путайте с мошенничеством, которого он терпеть не мог! Барнум всегда был настроен на победу, но когда проигрывал, то его поражение было ошеломляющим, впрочем, как и его победы. Он часто рисковал, но видел мир таким, каким его никто не видел. Перед ним открывались возможности, о которых никто не мог и мечтать. И за это я очень его уважаю. Другим тоже открываются подобные перспективы, но только единицы имеют смелость их реализовать.

Вы с такой нежностью и пиететом о нем говорите, словно он вошел в историю как ученый, а не как Король веселого надувательства! С чего он начинал?

Работал в бакалейной лавке. Это было его первое дело и первый блин комом. Но он также подвизался в заезжем цирке, в котором выступали жонглеры и комики, демонстрировались различные диковины. Между прочим, именно там он научился разным уловкам и хитроумным профессиональным манипуляциям. Например, как войти в город накануне представления, разрекламировать его так, чтобы продать все билеты, и исчезнуть, прежде чем люди поймут, что им всучили совсем не то.

Расскажите о своем самом большом риске в шоу-бизнесе?

Не знаю почему, но мне кажется, что я больше всего­ рисковал, согласившись быть ведущим церемонии «Оскар». Возможно, потому что прямую трансляцию смотрел миллиард человек. До этого я тоже выступал на сцене, но все равно мне далеко до Билли Кристала­. Он был моим кумиром, и я старался быть не хуже, но я не комедийный актер и чувствовал, что рискую очень многим, потому что могу потерять значительно больше, чем приобрести. Однако я подумал: эх, была не была! Как там еще говорят: кто не рискует, тот не пьет шампанское. Я, конечно, не вполне Барнум, но повторял про себя: «Не робей, берись за дело».

Я была на вашей оскаровской церемонии и считаю, что ваши шутки – высший пилотаж.

Да, они были просто головокружительными (смеется­). Я даже представить себе не мог, сколько подвод­ных камней в роли ведущего оскаровской церемонии. Забавно – тебе дают один-единственный листок бумаги, на котором написано: часть первая, рекламная пауза первая, часть вторая, рекламная пауза вторая, – и так 14 частей. На открытие первой части отводилось 7–8 минут. Я спрашиваю: «Так что же вы хотите, чтобы я делал? Есть предложения?» Мне говорят: «Это ваше дело, вы ведущий». Я переспрашиваю: «А вы знаете, что я никогда ничего такого не делал? Понимаю, что вы меня пригласили, но я думал, что вы мне поможете, все придумаете». И вот тогда я всерьез испугался. Но потом начинаешь работать, увлекаешься, видишь перед собой живых людей, и все постепенно встает на свои места.

Фильм «Величайший шоумен» – это биографический мюзикл о человеке, который жил в XIX веке, однако музыка, которая звучит в нем, вполне современная. Чем вы это объясните?

Когда мы стали продумывать саунд для фильма, то почувствовали, что современная Барнуму музыка 1850-х не подходит. Я вам могу с уверенностью сказать, что моя 11-летняя дочь не захотела бы ее слушать, какой бы она ни была духовно богатой. А Барнум не захотел бы, чтобы о нем рассказывали, как о пыльном музейном экспонате, – он предпочел бы, чтобы все было современно, свежо и необычно. Поэтому мы твердо остановили свой выбор на поп-музыке с уклоном в стиль бродвейских мюзиклов. Обратились к Бруно Марсу и Фарреллу Уильямсу, они написали песни. Мы пропели их все и поняли – это то, что нужно. Надо сказать, что Бруно и Фаррелл молодые ребята, нам пришлось немало потрудиться, чтобы убедить студию принять для фильма их музыку. Но мы рассказывали об их огромном влиянии на современную поп-культуру. В конце концов лучшие треки оказались в фильме.

Про музыкальные предпочтения вашей дочери я поняла. А какие они у вас?

Я думаю, что большинство людей в конце концов начинают больше всего ценить музыкальную эпоху своих школьных лет. Я как-то спросил Лорна Майклза, какой актерский состав передачи Saturday Night Live был самым удачным (программа очень популярна в США и Канаде, выходит в эфир с 1975 года. – МС). Он ответил, что всегда, когда они задают этот вопрос, люди непременно голосуют за ту актерскую труппу, которая выходила в эфир, когда им было по 19–20 лет, они учились в университете и, покуривая сплиф, смотрели ее субботним вечером. Эти люди представляют собой ключевую аудиторию и всегда будут так голосовать. Я думаю, что это относится и к музыке. Я люблю музыку 80-х, всегда буду ее слушать. В то же время мне не чужды музыкальные вкусы моей дочери, почти подростка, и я правда очень люблю Wicked, как и моя дочь. В этом мы совпадаем.

Все знают, что вы обожаете мюзиклы. У вас никогда не возникало проблем из-за этого? Вас не считали менее мужественным, например?

Из-за мюзиклов у меня проблем не возникало, но вот когда мне было лет десять или одиннадцать, мой учитель сказал, что у меня талант танцора. В нашей школе танцами тогда не занимались. Это была Австралия конца 70-х. Дома я сказал отцу, что хочу заниматься в студии, это услышал мой брат и назвал меня «неженкой», «девчонкой» и так далее. Я подумал: «Вот это да!» И вот, в отличие от Билли Эллиота, я не занимался танцами в подростковом возрасте. Прошло семь лет, мне исполнилось 18, и этот самый брат пошел с отцом смотреть мюзикл «42-я улица». Я уже забыл о том разговоре. После просмотра брат подошел ко мне и извинился за те слова. Он сказал, что был глупцом. На следующий же день я записался на занятия танцами. Вот так бывает... Я целый год играл на сцене Питера Аллена, очень яркого и веселого человека. Моей жене Деборре-Ли Фёрнесс нравилось это шоу, и она приходила на него, хотя вообще терпеть театр не может.

Она рассказывала, что во время антрактов слышала, как люди называли меня между собой гомосексуалистом. И тогда жена кричала из кабинки туалета или из кресла в партере: «Никакой он не гомосексуалист!» (Смеется.) Так что, наверное, уже тогда кое-кто задавался этим вопросом. Мне на самом деле все равно.

Жалеете, что начали заниматься танцами поздновато?

Конечно. Вот почему я никогда не ощущал себя настоящим танцором. Я так никогда им и не стал. В 2003-м получил премию Fred Astaire Award на Бродвее за танцы, но танцором себя не считаю. Если меня поставить рядом с настоящими танцорами, они на меня даже не посмотрят. Или посмотрят и скажут: «Схватываешь на лету». Так что я не танцор. Это как в теннисе. Если ты хочешь быть теннисистом, ты не можешь начать в 18 лет. Так что эти семь лет очень важны. Кто знает, что могло бы быть?

Кстати, как вам работалось с Мишель Уильямс в вашем новом фильме? Она ведь не часто снимается в широкомасштабных, высокобюджетных проектах.

Да, это так.

Ее легче представить в фильмах вроде «Манчестер у моря».

Я знаю. Думаю, ей было непривычно, тем более что мы сыграли семейную пару, а у нее, если помните, тоже 11-летняя дочь. Но, как я понимаю, ее не пришлось долго уговаривать. Она только что закончила работу в бродвейском «Кабаре», у нее огромный кредит доверия, она умеет быть одновременно певицей и танцовщицей, а в этом фильме все поют и все танцуют. Я был так увлечен, а она была так великолепна, что мы создали прекрасную пару Барнума и его жены. По сюжету, Барнум сбился с пути, но жена продолжала жить с ним одной жизнью. Поэтому, чтобы осуществить задуманное, нам нужен был талантливый и сильный человек – как Мишель, не меньше.

Вас не пугает, что мюзиклы «Отверженные» и «Ла-Ла Ленд» слишком сильно подняли планку в своем жанре?

Я думаю, что «Мулен Руж» был, наверное, поворотным моментом для мюзикла. И я в лагере тех, кто считает, что если мюзикл не удался, то его можно сравнить с носками подростка. Это ужасно и воняет до небес. Так что делать мюзикл – это все равно что ходить по лезвию бритвы. И это отчасти объясняет, почему их снимают не так часто.

В фильме ваш персонаж пытается вытащить семью из нищеты. А что движет вами?

Это такой вопрос, над которым вы будете размышлять десять лет, но так и не сможете ответить. Что движет мною? Я думал, в детстве мы жили гораздо беднее, чем оказалось на самом деле. Мой отец был очень бережлив, к тому же он работал бухгалтером и умел считать деньги. И я рад, что он не был материалистом. Он тратил деньги на вещи, которых я тогда не понимал. Например, на образование. Я вообще не знал, что за это нужно что-то платить. Если мне хотелось записаться на какое-то занятие или учиться играть на скрипке, он всегда говорил «да» и платил за все это. Но если я хотел купить кроссовки последней модели, то у меня не хватало решимости его об этом попросить.

Вы один из тех, кто оставляет работу за порогом своего дома, или дома вы тоже поете и танцуете?

По обстоятельствам. Я довольно хороший актер, поэтому у меня нет необходимости оставаться в образе, когда я прихожу домой. Но совсем не переживать о том, как прошел день, и не думать о том, что будет завтра, я не могу. Многое зависит от того, что мне предстоит. Если на завтра не запланировано чего-то важного, я могу расслабиться. Но если я в самом начале съемочного периода, то работа не выходит у меня из головы и может случиться небольшой мандраж.

Как-то на днях я сидел рядом с женой теннисиста Роджера Федерера. Так вот, он даже после проигрыша приходит домой, играет с детьми в настольный теннис и вообще ведет себя обыденно. Он философски относится ко всему. Я не дотягиваю до уровня Федерера.

Вы легко реагируете на критику?

Жаль, что негативные отзывы и критика мотивируют меня лучше, чем похвала. Если режиссер хвалит меня за что-то, мне хочется сказать: «Пожалуйста, не делай этого! Потому что следующий кадр выйдет хуже, и тогда ты скажешь: «Эй, ты что творишь?!». Я лучше реагирую на трепку.

Съемки «Шоумена» закончены. Вы уже взялись за новый проект?

Нет, и я с нетерпением жду появления мюзикла на свет. Возможно, у меня будут съемки следующей осенью, но пока я не готов делать какие-то заявления. Летом у меня был «декретный отпуск». И вот – скоро роды (смеется).