Люди любят наблюдать за языком и обсуждать его, но чаще в режиме «как все плохо!». Раз в неделю, ну или в месяц, я сталкиваюсь в социальных сетях с криком «Поубивали бы!» и перечнем слов и выражений, за которые полагается мучительная казнь.
Мне как лингвисту очевидно, что всё не только не плохо, а просто прекрасно и чрезвычайно интересно, хотя не могу не признать, что русский язык ставит над нами какой-то непростой эксперимент.
Середина августа. Битва, а точнее, баттл двух рэперов, Oxxxymiron с Гнойным, безусловно, стала фактом массовой культуры, о чем свидетельствует не только количество просмотров – за два дня около 13 млн, но и бурное обсуждение самого баттла в социальных сетях и всевозможных СМИ. Язык тут же отреагировал на это, пополнившись несколькими словами из жаргона рэперов. Кроме баттла, это еще и «панч» с «панчлайном», «дисс» с глаголом «диссить», может быть, «флоу». Удержатся ли эти слова в языке, или это краткий писк моды? Посмотрим, это во многом зависит от устойчивости интереса к рэпу широких масс. Но даже не шаг, а скачок в эту сторону сделан. О всеобщем переходе на язык рэпа речи, конечно, нет, хотя такое подсознательное ожидание, а может быть, даже желание языковой катастрофы в общественном сознании присутствует.
Я когда-то писал о трех лексических волнах, которые в 90-е накрыли русский язык: бандитская, гламурная и профессиональная. Теперь волн нет, скорее, рябь, но каждой новой группе слов и даже отдельному слову соответствует определенное явление или тенденция в культуре, в быту, в политике. Вот, например, в молодежном сленге, наиболее чувствительном ко всему новому и модному, появились заимствования «хейт» и «хейтер». Почему? Ненависть стала очень важным социальным феноменом с разнообразным набором функций: от самоидентификации до культостроения. Люди объединяются на почве ненависти к кому-то и тем самым фактически создают его культ. Так произошло с президентом США Трампом, каждый шаг которого рассматривается сквозь лупу. Хейтеры Трампа не дадут нам пройти мимо его неловкого высказывания или движения.
Или другой пример. Сколько новых названий появилось для обозначения людей, выпадающих из действительности и интересующихся не мейнстримом, а, например, учебой или наукой: «ботан», «фрик», «гик», «нерд» и даже, простите за выражение, «задрот». Это тоже неслучайно. Не относящиеся к мейнстриму перестали быть изгоями и утвердились в качестве важного социального явления.
Даже лузером быть не позорно, а при случае этим можно и погордиться как принципиальной позицией.
Объяснять моду на слово легко, а вот угадать практически невозможно. Еще одно молодежное слово – «хайп» – попало в какой-то очень важный общественный нерв и взорвало коммуникативное пространство. Слова, похожие на него по смыслу, были популярны, но, конечно же, не настолько. Вот, например, «движуха». Иногда говорят о какой-то особой звуковой ауре слова. Я, честно говоря, не верю в магию звучания, но краткость слова, безусловно, способствует его успеху. Иногда важны случайные наложения, своего рода переклички с другими словами. В данном случае я имею в виду старое выражение «поднять хай», где «хай» случайным образом означает что-то похожее – «шум, привлекающий внимание».
Но все-таки не только молодежный жаргон пополняет общий словарный запас. Профессиональная лексика тоже все время изменяется, и некоторые слова вдруг становятся известны не только узкому кругу специалистов. Вот, например, слова, связанные с новыми формами организации деятельности, привлечения финансов и т. п.: «коворкинг», «нетворкинг», «краудфандинг», «краудсорсинг», «аутсорсинг», «аутстаффинг»... Некоторые из них даже выговорить трудно, но они все равно приживаются и в профессиональном языке, и в более широком пространстве. Интересно, что эта лексика может служить своего рода паролем или пропуском. Говоришь «кадровик», а не «эйчар» – значит, ты из тех, из бывших, и нам с тобой не сработаться!
Лингвистам часто задают вопрос о различии мужской и женской речи. Для русской коммуникации противопоставление мужского и женского не столь уж и характерно, особенно если мы говорим о лексике. Есть, скажем, определенные фонетические различия, хотя и они не безусловны. Так, женщины, скорее, тянут гласные («мииилый»), а мужчины – согласные («сссволочь»). В лексике когда-то существовали определенные запреты для женщин на брань, но они давно и успешно преодолены. Вообще язык и культура движутся сейчас в направлении смешения гендеров, а не их дифференциации. Очень интересно изменение употребления сексуальной лексики, которая всегда была гендерно ориентирована.
Сегодня женщина запросто может грубо и «по-мужски» сказать про себя «Я от него торчу» или «Я бы вдула», а про мужчину, напротив, – «Он мне дал».
Наверное, вечный вопрос: как называть женщин-профессионалов? И тут происходит постоянное расхождение между теорией и практикой. Феминистки настаивают, что у каждого названия профессии или вида деятельности должен быть женский аналог, феминитив: если «штангист», то должна быть «штангистка», если брокер или дилер, то… Тут как раз и происходит сбой. Профессионалам не нужно обозначение по полу. Женщина-руководитель предпочтет, чтобы ее называли «шеф», а не «шефиня», «босс», а не… Тут даже фантазия перестает работать. Едва ли женщина-финансовый аналитик захочет стать «аналитичкой»... Как тут не вспомнить Марину Цветаеву, которая категорически не хотела быть «поэтессой» и настаивала на слове «поэт».
И это все о нем:
Максим Кронгауз. Профессор, заведующий лабораторией лингвистической конфликтологии НИУ ВШЭ, заведующий кафедрой русского языка РГГУ, автор книг «Русский язык на грани нервного срыва» и «Самоучитель олбанского».
Фото: Getty Images, архивы пресс-служб
