«Главный совет, который всегда дают врачи, когда приходишь к ним с потянутой мышцей или связкой, — никогда не растягиваться на холодное тело, а особенно не делать резких движений, когда вы не подготовлены к этому. Меня обычно в ситуации, когда с утра нужно сесть на шпагат, выручает то, что на мне много теплой одежды, я целиком в тепле»* (*здесь и далее — цитаты из первой книги Марии Хоревой «Научите меня балету!»).
Marie Claire: Мария, не очень хочется начинать разговор с вопроса про травмы, но все-таки, что у вас с ногой?
Мария Хорева: Да, я сейчас на больничном, недавно подвернула ногу на лестнице. Очень обидно, потому что это даже не в балетном зале травма случилась. Врачи сказали неделю не заниматься, но я начну пораньше. Без нагрузки не могу — если нужно день сидеть или лежать, начинаю сходить с ума. Это, наверное, профессиональная деформация. Иногда кажется, если я утром не позанималась, к обеду не проголодаюсь.
Знаю профессионального скрипача, который дома на кухне, например, никогда не возьмет в руки нож — бережет пальцы, свой «инструмент». Как берегут себя балерины?
Мы бережем все тело. Вы не заметите нас на сноуборде или в холод без шапки. Нам нежелательно бегать по улице — балетные ходят медленно, вы не увидите их несущимися куда-то с сумками. Но от всего не убережешься. Случаются микротравмы, которые мы переносим на ногах. Чаще всего это какие-то воспаления от нагрузок. Например, много прыгала на одной ноге, и, условно, через неделю у тебя заболело колено. Или как-то неправильно встала в балетном зале на ногу, чуть-чуть что-то подрастянула, опять… воспаление.
Артисты балета подвергаются колоссальным рискам.
У нас у всех постоянно что-то болит. Редкие дни, когда никакая «болячка» не мешает танцевать. Мы учимся жить, не обращая внимания на «неопасную» боль — боль в мышцах, мозоли, микротравмы. Мне повезло не получать глобальных травматизаций, больших переломов или разрывов, но, когда училась в Вагановской академии, у меня была одна очень неприятная травма, воспаление, которое никак не проходило. Несмотря на все старания и хождения по врачам, эта травма все же выбила меня из колеи, и в итоге я не смогла заниматься целых полгода. Скажу больше: согласись я тогда на операцию, процесс восстановления мог бы затянуться на год. Балетный человек спрашивает у врача не «когда я смогу ходить?», а «когда я смогу выйти на сцену?». Какая-то одна несчастная маленькая связка, кость или мышца не пускает тебя в любимый балетный зал! Отчаяния, психологического раздрая на какое-то время было не избежать…
«Возьмем простейший продольный шпагат. Вы и сами наверняка знаете, что выполнять его нужно, будто вы кукла — составив из туловища единое монолитное целое и развернув ноги в суставах: одну — вперед, другую — назад. Секрет правильного шпагата заключается в том, что нельзя разворачивать бедра в процессе его выполнения. Они должны быть перпендикулярны ногам. Заметить этот момент без специального указания очень сложно…»*
Как часто профессия балерины вынуждает вас прикладывать сверхчеловеческие усилия, чтобы добиться максимального результата?
Балет — физически затратное искусство. Бывают постановки с очень сложной хореографией, где много прыжков и вращений подряд. Ты должна не только исполнить все подобные куски, но и сделать это эмоционально. Иногда сама не понимаешь, каким чудом еще продолжаешь двигаться. Поддерживают музыка, адреналин, магия сцены.
Какой ваш личный рекорд на данный момент?
В балете выносливость измеряется спектаклями. На гастролях в Америке мы три раза за неделю показали «Пахиту» — трехчасовой балет, один из самых технически сложных в Мариинском театре.
Последний из трех спектаклей я дотанцовывала почти без сознания, с трудом верила, что осталась жива.
Но при этом испытывала ощущение счастья — все закончилось, я справилась.
И все-таки, что важнее: физика или психика? У вас никогда не было желания бросить все, хлопнуть дверью и перестать себя мучить?
Если бы мне несколько лет назад задали этот вопрос, я бы ответила, что физическая выносливость, мышцы, дыхание — самое важное. Это правда, но психика важна не меньше: именно мозг тащит уставшее тело сквозь три часа балета, внушает тебе уверенность, что все получится, и не допускает желания «бросить все». В условиях максимального напряжения, когда решения — в секундах, ментальная выносливость важнее физической.
«Из VI позиции лицом к станку поднимитесь на полупальцы в пальцах. Работают только пальцы ног, подъемы все время вытянуты. 30 раз должно хватить, чтобы свело подошвенные межкостные мышцы. Если не сводит — поздравляю, у вас очень крепкие стопы! Чтобы отпраздновать это, добавьте еще 10 повторений…»*
Бывает так, что новая роль преследует вас, не отпускает, снится? Или вы умеете оставлять работу на работе?
Ой нет, не умею. Меня преследуют и роли, и замечания, и приближающиеся спектакли, и кошмары, как у меня во время танца развязывается тесемка на пуанте. Это неприятная, но неотъемлемая часть моего существования. Мыслительный процесс невозможно остановить, да и надо ли? Чем глубже вживешься в роль, тем объемнее и интереснее она получится. Я это так объясняю: сначала ты расковыриваешь дырочки в душе, а потом из них на сцену выливается адреналин.
«Кошмар с тесемкой» — ваш реальный случай?
Нет, тесемка не развязывалась. Но было другое: в спектакле «Корсар» во втором акте я выбегаю на сцену мимо специальной сетки-декорации, а на голове у меня в это время — диадема с камнями. Мой педагог несколько раз на репетициях говорила: «Маша, беги аккуратно». Я себе повторяла: «Помни про сетку, не зацепись диадемой». Но это как предложить человеку «не думать про белого слона», и тогда все, о чем он сможет думать, — это про белого слона. Это был дебютный спектакль, и я, конечно же, зацепилась.
Гример в срочном порядке поправляла прическу, распрямляла диадему — все это случилось прямо перед выходом на самое сложное па-де-де.
«Артистки Мариинского театра сами наносят сценический грим. Гримерами у нас называются те люди, которые делают прически. Я нахожусь в процессе поиска, мне еще пока не до конца нравится мой макияж. Но если сравнивать с тем, что я выводила себе на лице на седьмом году обучения в академии, то прогресс есть. И это радует...»*
Вы открыто говорите о сложностях, это сильно. Не все способны обсуждать свои страхи и пути принятия себя…
У меня была куча комплексов. Я долгое время не могла понять, кто я и что собой представляю, не чувствовала свою индивидуальность. Однажды в Академии Русского балета педагог, не имея в виду ничего плохого, сказал что-то вроде того, что я чуть-чуть поправилась. Невинная фраза потянула снежный ком проблем, которые меня потом долго преследовали. Педагог не виноват, такова психология девочки в процессе становления. В 2019 году я приобрела навязчивый страх перед фуэте, когда упала на сцене в финале «Пахиты». Финал спектакля, торжественная музыка — нужно сделать 32 фуэте, я делаю 28, 29 и… падаю. И было страшно потом, что это все повторится. И не хотелось больше фуэте — никогда и ни за что. Но, разумеется, пришлось себя превозмочь.
Вы сами справились или помог психолог?
Я не ищу поддержку в кабинете с кушетками, мне повезло, что в семье меня хорошо понимают, — всегда могу поделиться чем угодно, поплакать, рассказать о неудачах, об успехах. Так что мои психологи — это родители и младшая сестра, они — мое все.
Перечисляя свою группу поддержки, вы не упомянули подруг. Балетные редко дружат между собой?
Редко. Но редко и враждуют. Уверена: большие артисты, для которых балет — это всё и которые хоть единожды испытали страх от его потери, никогда не будут делать или даже желать зла другим, ибо мысли материальны, не говоря уже о поступках.
У вас восемь главных партий в больших балетах. Менее успешные девушки, возможно, смотрят на ситуацию иначе. Одна олимпийская чемпионка сказала мне недавно, что проиграла свою третью олимпиаду не физически, а психологически — на нее давил авторитет сильной соперницы. Просто в вашем случае «сильная соперница» — это вы сама.
Слава богу, балет — все-таки не спорт. У нас нет борьбы за сотые доли балла, нет жестких оценок. Конечно, конкуренция присутствует. Иногда конкуренты мотивируют даже больше.
Как вы относитесь к тому, что артисты балета уходят на пенсию в сорок лет? Не рановато?
Балет — искусство молодых. Так говорит мой руководитель. С другой стороны, Майя Плисецкая выступала до семидесяти, так что каждый сам принимает решение, когда уходить.
Все ограничения в голове, мы их создаем сами. Выносливость — безгранична.
Но чтобы получить «суперсилу», нужно иметь в голове суперцель.
Я прочитала вашу книгу «Научите меня балету!», которая вот-вот появится в продаже. Необычный жанр: эту книгу мало «читать», ее нужно «делать» — там очень много практики. Понравилась фраза о том, что в балете знания передаются «из ног в ноги».
Да, моя книга — о том, как, используя методику Агриппины Яковлевны Вагановой, построить на ее базе систему упражнений и балетных классов. Кстати, я рассказала про травму и полугодовой перерыв, но не уточнила, что именно тогда, чтобы побороть отчаяние, зачем-то научилась печатать слепым десятипальцевым методом — и вот сейчас подумала о том, что умение-то пригодилось — книга в результате вышла намного раньше, чем могла бы!
Фото: Дарьян Волкова
