У меня никогда не было какого-то особенного ощущения, что детство закончилось.
Я всегда себя ощущала очень взрослой.
И у дочки своей Ксении стремления быть ребенком я не вижу. Хотя ей и нравится иногда казаться маленькой, чтобы я уделила ей больше внимания.
Но с момента, как только она начала говорить, я всегда воспринимала ее как равного собеседника. Доверие и уважение всегда были самыми главными элементами в нашем общении — вне зависимости от того, хватало ли у нее словарного запаса для аргументации в два года или сейчас, почти в семнадцать.
И, когда она говорила: «У меня не получается, учитель на меня косо смотрит», — я не спешила оправдать учителя, а сначала пыталась выслушать дочь. Возможно, именно это и помогло нам обеим понять, что такое дислексия, и научиться работать с ней.
Конечно, я неидеальный родитель. Мое поколение стало первым, кто создавал финансовый сектор в России, и совмещать карьеру и семью было не очень просто. Особенно, когда я оказалась одной их немногих женщин топ-менеджеров в сфере банковского управления.
Сейчас это становится проще — а тогда, в 90-е, женщине надо было заведомо больше знать и больше уметь, чтобы на равных конкурировать с мужчинами. Иначе вас даже слушать не будут.
Конечно, было много такого, что я упустила в отношениях с дочерью.
Сегодня мне кажется, что самый идеальный вариант — это когда мама, какой бы успешной она ни была, работает четыре дня в неделю, чтобы хотя бы три дня быть с ребенком.
Но я рада, что мне удалось многого добиться, и что я смогла дать своей дочери повод для гордости. Я сама всегда жила с чувством гордости за родителей: радовалась, что у меня красивая и умная мама, успешный и всемирно известный папа. Хотелось бы, чтобы у моей дочери было так же: была опора на родителей, был стержень — дом и семья, ее надежный тыл. Я знаю много успешных и талантливых людей, по чьим глазам видно, что они потерянные, что у них что-то там, дома, в детстве, было не так.
И когда несколько лет назад мы столкнулись с тем, что школа стала принижать возможности Ксении и ее способности, я убедилась, что, к счастью, мы с дочерью создали ту систему доверия, при которой я могла понять, что это не она ленится или испытывает эмоциональные проблемы, а учитель чего-то не видит или не понимает про нее.
В поисках решения я узнала, что такое дислексия; увидела, что во многих странах каждый прохожий знает, кто такие люди с дислексией. А в России обнаружилось полное отсутствие информации на эту тему для родителей.
Ведь при дислексии дети — как моя дочь Ксения — могут легко учиться устно, отлично рисовать или изобретать невероятные вещи, но делать странные необъяснимые ошибки в словах, при письме или в счете.
Все это подвигло меня на то, чтобы создать Ассоциацию родителей и детей с дислексией. Мы — команда единомышленников, которая состоит из самых известных ученых и экспертов в этой области в России и за рубежом, а также неравнодушных общественных деятелей. Мы меняем законы, чтобы детям и родителям было проще. Мы рассказываем, где это возможно и получается, о том, что такое дислексия, чтобы ни дети, ни родители не чувствовали себя потерянными. Мы создали методички, растим специалистов. А сейчас мы развиваем наш онлайн-центр, чтобы наши консультации и поддержку было легче получить людям по всей России.
И я рада, что все это еще больше сблизило нас с Ксенией: если четыре года назад, когда мы только начинали, она просила вообще не упоминать ее, то сейчас серьезно поддерживает нашу работу — стала одним из наших спикеров и активистов.
Я надеюсь, что она так же гордится мной, как я бесконечно горжусь ею.
19 октября стартует II Международная Неделя осведомленности о дислексии и других трудностях в обучении в России, официальным организатором которой является родителей и детей с дислексией.
Фото:
